Илья Глазунов. Любовь и ненависть - Лев Колодный
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Народ толпился в Манеже все дни в течение месяца. Очередь перед воротами зала тянулась до гостиницы «Москва». На выставке побывало около 300 тысяч зрителей. По традиции, из Москвы она переместилась в Конногвардейский Манеж Санкт-Петербурга. И там триумф повторился.
По картинам Глазунова потомки будут представлять наше время, как мы познаем XIX век по картинам Сурикова и Репина. Шестая выставка проходила на стыке XX и XXI века. Она доказывала, что реализм в России жив.
До выставки Глазунова на общем собрании Российской академии художеств в открытом голосовании, устроенном Зурабом Церетели, избрали членом-корреспондентом. А в конце 1999 года ЮНЕСКО, где десять лет назад в штаб-квартире появилась фреска «Вклад народов СССР в мировую культуру», наградило Илью Сергеевича медалью Пикассо. Как бы ни острили по этому поводу, называя ту композицию «Фреска для ЮНЕСКО», ее творец был первым советским художником, которому ООН сделала заказ, которых удостаивались самые знаменитые художники XX века.
* * *
Накануне 2000 года пришло неожиданно приглашение на прием в Кремль. Несмотря на трехлетнюю службу там при правлении Бориса Ельцина, на подобные торжества ни разу не звали. И вдруг – такая честь.
Еще больше удивился Глазунов за новогодним столом в Кремлевском дворце.
– Меня обычно не приглашают на парадные встречи с интеллигенцией – что советские, что демократические. И вдруг зовут. Ельцина не было. Выступал активный молодой человек. Я спросил: кто это? Мне говорят: твой земляк, Путин. Свою речь этот представитель президента закончил словами: «За великую Россию!». Мой любимый государственный деятель Столыпин каждую речь кончал словами: «Вам нужные великие потрясения. А нам нужна великая Россия». Для меня русский – тот, кто любит Россию. Горжусь тем, что я – маленькая капля великой России, что на мои выставки идут миллионы зрителей. Они понимают меня, ведь если искусство не понятно, оно никому не нужно. Разве можно считать успехом, когда в огромном зале филармонии потный дирижер радостно машет руками, а в первом ряду пустого зала сидят две старушки? Успех – когда на углу спрашивают лишний билетик… А когда меня спрашивают, хотел бы я написать портрет Путина, отвечаю – хотел бы. Меня приглашали короли и президенты. Я всегда писал портреты от Феллини до короля Испании. С Владимиром Владимировичем, я думаю, будет связано много в истории нашей страны того, чего мы даже не ожидаем. Я вижу его энергию. «За великую Россию!» – так не говорили ни коммунисты, ни демократы, ни бесконечно сменяющиеся внуки коммунистов, которые крестятся наперекосяк. Пока нам мешают Россию сделать снова великой. Я думаю, что мы должны найти в себе силы выйти из тупика, перестать быть колонией Америки.
В 2000 году, после отречения Ельцина от власти, прошли выборы в России, президентом стал тот самый «молодой человек». Ушел из Кремля управляющий делами Павел Бородин. На следующий день у Глазунова отняли казенную «Волгу» с водителем. С ним ездил после того, как украли старый «мерседес». На чем добираться каждый день из Жуковки на Мясницкую и Пресню?
Когда еще работал в Кремле, поступил неожиданно заказ на портрет из ставшего заграницей Казахстана. Ровесник художника президент Назарбаев попросил к юбилею написать парадный портрет. Последовала поездка в новую столицу Казахстана и встреча с главой государства. Он в свое время открывал персональную выставку Глазунова в Алма-Ате. Портрет заказчику пришелся по душе. Домой портретист вернулся с чувством исполненного долга и теплыми воспоминаниями.
И вдруг, как раз тогда, когда остался без «Волги», случилась нечаянная радость.
– Ну, думаю, надо покупать велосипед «Харьков». И тут на «мерседесе» прикатывают ко мне два батыра, бип-бип. Пригнали мне серебряный «мерседес», с фарами-глазами, такими, как у Бемби. Последняя модель. Я говорю: «А за что? Как?» – «Это подарок от нашего президента. Он очень вас любит и говорит, что, когда думает о России, видит ваши картины. Вот документы на ваше имя».
По другой озвученной версии, монолог казахского богатыря заключался в таких словах: «Примите от президента и народа Казахстана. Наш народ очень гордится нашим президентом на вашем портрете!».
– Я был поражен. Писал многих великих людей, но у некоторых рука дрожала даже налить кофе. А тут вдруг такое дело.
В свое время открывала выставку Ильи Глазунова в Ленинграде по долгу службы секретарь обкома, молодая женщина Валентина Матвиенко. Когда она служила в Москве в правительстве России, ведала культурой, то, естественно, побывала в академии, помогла достроить здание на Мясницкой. В знак благодарности ректор академии выполнил ее портрет, который датируется 2000 годом.
* * *
В 2000 году закончил главу книги, которая давно мучила. О Серебряном веке. Себя относит к нему, непременно добавляя, что «русскость» обрел в Москве. Писал эту главу, полемизируя с Сергеем Дягилевым, продюсером «Русских сезонов» в Париже. Дягилев видел красоту в добре и зле. В чем Глазунов видит причину крушения и обреченности Серебряного века, потому что красоты никакой, по его мысли, во зле не может быть.
Грядущее семидесятилетие вызвало замечание, что «в такие юбилеи лучше всего дарить гроб». Но, несмотря на мрачные мысли, чувствовал «мощный прилив бодрости, как будто только начал жить».
К семидесяти годам Глазунов предстал, без преувеличения, фигурой XX века. Доказал всем, что художник в России – больше, чем художник. Иначе не было бы в Москве музея в Царицыне, академии на Мясницкой. В 65 лет юбилейный ужин, с описания которого я начал книгу, устроил в служебной столовой администрации президента на Старой площади. Спустя пять лет позвал в большой зал под стеклянным куполом «Метрополя».
В том году из Италии прибыл тираж альбома с неизменным названием «Илья Глазунов». На 500 страницах форматом 70 × 90/4 поместилось 600 репродукций. В типографии насчитали 138 условных печатных листов. В муаровой обложке, отпечатанный на двух языках на мелованной бумаге плотностью 170 грамм, весил полиграфический шедевр в футляре 8 килограммов 200 граммов.
Оплатила альбом фирма во главе с Виктором Столповских, преобразившим дворцы в Кремле. Монография принадлежала искусствоведу Ивану Грабарю, потомку известного художника и знатока искусства Игоря Грабаря, посетившего первую выставку молодого художника в Москве, но не сдержашего данного обещания написать о ней.
Автор текста альбома, живущий в Париже, не обратил внимания на то, что пишут его коллеги в Москве. Открытым текстом довел до сведения читателей, пренебрегая академической сдержанностью: «Вот уже более сорока лет великий русский художник Илья Глазунов является властителем дум современников. Выражая самосознание русского народ, Глазунов всемирной отзывчивостью, по выражению Достоевского, принадлежит всему миру».
Другое высказывание хочу привести для тех, кто ничего другого, кроме идеологии, в картинах не видит:
«Дар художника-колориста превращает каждую работу в неожиданную радость для зрителя, и кажется, что этой радости удивления нет конца».