Картер побеждает дьявола - Глен Дэвид Голд

– Так что за свою работу можешь не опасаться. Возьми мадам Эсперанцу и потанцуй с ней «У Коппы». Можете исполнить танго и шокировать всех. Но! – Картер преградил Альберту путь и смотрел строго, пока тот не сдал оставшуюся пиротехническую бумагу – три листа.

Альберт объявил так, будто весь вечер ждал случая произнести эту фразу: «Ну вот, теперь никто не скажет, что я малый с огоньком», и Картер пообещал когда-нибудь уволить его за плоские каламбуры.

Макс Фриц перед уходом обошел R-32, запрокинув голову и посылая воздушные поцелуи в сторону платформы, на которой стоял мотоцикл. Когда он ушел, Картер шагнул к Фебе, которая уже некоторое время стояла на одном месте.

– Привет, – сказал он.

– Я слышала, ты был великолепен.

– Ну… да.

– Мне трудно понять, как именно это выглядело, но всё равно поздравляю.

– Спасибо. – Он еще не оправился от того, что она не ответила на его признание.

– Чарли, я чувствую себя такой свиньей. Я должна объяснить.

– Мне надо отыскать Ледока, так что давай усадим тебя… Куда? А, вот сюда. – Он усадил ее в кресло для исчезновений.

Феба потрогала проволоку.

– Ты меня дематериализуешь?

– Не бойся. Подожди здесь. – Картер хотел отыскать Ледока, чтобы вместе упаковать телевизионную аппаратуру, но думал о Фебе и гадал, скажет ли она «Я люблю тебя», поэтому ходил широкими кругами, и Ледок нашел его первым.

– Идем. – Он потянул Картера за занавес и вверх по лестнице к гильотине, объясняя, что во время представления кто-то, заняв место Вилли, вытащил страховочную чеку.

– Странно, – сказал Картер.

– Погоди, что ты еще увидишь здесь.

Весь черный бархат, лежавший вокруг гильотины, исчез, а с ним и корзина для головы. Бутафорская кровь на основании гильотины была размазана, как будто кто-то пытался ее стереть.

– Спросим у Вилли, что случилось, – сказал Картер.

– Вилли меня не интересует. Где Карло?

– На ближайшей хористочке. Карло никогда не остается после шоу – боится, как бы его не заставили что-нибудь таскать. – Картер улыбнулся, Ледок – нет. – Ты не хочешь сказать… ты не думаешь, что кто-то отрубил ему голову?

– Кто-то отрубил, думая, что это ты.

– Ну ты и паникер! Брось! Недотепу-Гриффина мы завернули – это тот убийца, о котором болтал Бура.

– Ну посмотри… зачем убирать бархат, если бы на нем не было крови?

– До чего же мрачные у тебя фантазии! – Говоря это, Картер на самом деле думал, скажет ли Феба: «Я люблю тебя», вернет ли равновесие его миру. – Идем в ресторан. Лехаим.

– Надо отыскать Карло и Вилли.

– Вилли небось уже у себя дома. Не маленький. Давай упакуем телевизионную аппаратуру.

На выходе члены труппы смешивались со зрителями у подъезда. В толпе смеялись и обсуждали удивительные иллюзии Картера. Как он это сделал, в конце, со стеклянными шарами? Мистика какая-то. Некоторые дети изучали подарочные колоды, гадая, как стать фокусниками. Сиделки с подопечными усаживались в автобусы, остальные набивались в такси и трамваи.

Олив Уайт шла медленно, вертя головой направо-налево в надежде встретить взгляд неких карих глаз. Она не хотела отчаиваться. Может быть, ей еще удастся разделить с агентом Гриффином его неведомые приключения?

Вскоре перед театром остались только она и бродяга. Олив его узнала. Он был когда-то чтецом-декламатором. Чейз или что-то в таком роде.

– Я здесь играл. У меня была великолепная дикция. Мердок, как же я его ненавидел!

Она расхаживала взад-вперед, поворачиваясь на каблуках и похлопывая себя по плечу свернутой программкой. Он не придет. Однако он человек чуткий, значит, обязательно позвонит и объяснит, что произошло.

– До кинематографа, – говорил бродяга. – До кинематографа на хорошем голосе можно было заработать. Мердок, как же я его ненавидел!

Олив дала ему двадцать пять центов. Ждать дольше значило бы показать себя влюбленной дурочкой. Она перешла на другую сторону дороги. Чейз продолжал вещать ей вслед:

– Наряжал актера Санта-Клаусом, и тот спускался по каминной трубе, а что толку – всё равно пришел кинематограф…

Как раз когда Картер и Ледок заканчивали убирать телевизионное оборудование в сейф, наверху что-то грохнуло.

– Что это? – спросил Ледок.

– Карло, спускается. Ладно, топай, встретимся в ресторане.

– Я должен…

Картер оттянул его подтяжки и отпустил, словно пытаясь привести Ледока в чувство.

– Пока! В смысле, оревуар, не адью.

Ледок заворчал, что Картер ведет себя глупо.

– Я уйду, а вы останетесь вдвоем в этом… – Брови его поползли вверх. – А-а-а…

– Тебя не обманешь, – сказал Картер. – А теперь иди.

Не успел Ледок уйти, из зала появились Джеймс и Том, ведя с собой Фило. Том держал в руке стопку визитных карточек. Фило выглядел так, будто его потрепало бурей.

– Чарли, ты уже поговорил с Олби? – спросил Джеймс.

Картеру показалось, что он ослышался – вопрос был словно из другого десятилетия.

– Нет.

– В зале были два его младших агента. Они тоже будут «У Коппы».

– Олби? Варьете? – Картер не знал, как это понимать.

– Им всегда нужен главный исполнитель, чтобы конкурировать с кинематографом. А телевидение может привлечь зрителей.

– У них есть деньги?

– Судя по всему, да. Они очень в тебе заинтересованы. – Джеймс принялся объяснять: размах поменьше, зато гарантированная работа на девять месяцев, не придется арендовать театры и всё такое. Не стоит обольщаться, это не спасение, потому что не решит всех его проблем, но по крайней мере отодвинет их на какое-то время.

Новость была не то чтобы грандиозная, но Картер почувствовал нарастающее волнение. Он будет выступать!

– Трагедии со счастливым концом, – перебил он брата. – Их не стоит недооценивать.

– Не буду притворяться, будто понимаю.

– Дела лучше, чем ты думал?

Джеймс кивнул.

– Лучше, чем у Тёрстона?

Джеймс мотнул головой.

Похлопывания по спине и добродушные подтрунивания продолжались всё то время, пока Картер ловко направлял последних задержавшихся к двери. Он улыбался всем, соглашался, что сегодня будет выпито много шампанского, они скоро придут, пусть им с Фебой оставят места, и наконец вытолкал всех на улицу.

Картер запер дверь, чтобы кто-нибудь не вернулся за позабытым шарфом.

Сцена – его сцена – являла собой великолепную панораму. Всё было прекрасно – Малыш, расхаживающий в клетке, кулисы, задники, драпировки, а среди всех замечательных механизмов и реквизита – Феба в кресле для исчезновений.