Егерь. Последний билет в рай. Котенок - Александр Быченин

– Да ладно, – хмыкнул я. – Вот чего я не могу понять, так это твоей болезненной тяги к соблюдению распорядка дня. Ну кто тебе чего здесь скажет? Ты же и есть тут главная начальница.

– Вот потому и должна быть для всех примером.

В ответ на это заявление я недоуменно покачал головой, а Петрович и вовсе прикрыл лапой морду, изобразив распространенный сетевой мем.

– Лопай, не отвлекайся, – поторопил я в очередной раз напарника и одним глотком допил остывший чай.

Спрашиваете, как Галя стала начальницей? Да мне самому интересно, но давайте обо всем по порядку…

За два крайних месяца жизнь наша резко изменилась. В какую сторону, пока сказать трудно, не хватает данных для анализа, как в таких случаях выражается Галина Юрьевна. Но на Пятачке мне нравится, хоть и вынуждены мы жить в типовом блоке, которому очень далеко до нашего дома на основной базе. Главным образом из-за нового поля деятельности: единственная моя задача в последнее время состояла в общении с афалинами и постоянном расширении «словарного запаса». Работа, с одной стороны, привычная – опыт есть, мы с Петровичем почти год занимались примерно тем же, с другой – приесться она еще не успела. Плюс нет нужды постоянно мотаться по отдаленным островам, занимаясь откровенной рутиной – ну, вы в курсе.

Ту памятную ночь, которая теперь во всех отчетах нашего отдела лаборатории именуется Контактом – именно так, с большой буквы – и все следующие сутки мы с Галей и Петровичем шли на катере за афалинами. К утру второго дня псевдодельфины, которых к этому моменту осталось не больше десятка (остальные их сородичи незаметно отстали в пути), вывели нас к островку с нетипичным рельефом. По сути, он представлял собой огромную скалу, поросшую кое-где джунглями, обрывистую с одной стороны и пологую с другой. Имелась на нем и укромная бухточка, столь крохотная, что в ней с трудом можно было разместить пару катеров типа нашего, ну и еще для нескольких плоскодонок-надувнушек место бы осталось. Здесь же располагался единственный на весь остров пляж, плавно переходивший в поляну размером с хорошее футбольное поле. Других ровных площадок не было, со всех сторон громоздились скалы, пробраться по которым смогли бы разве что горные козлы. Название «Пятачок» родилось само собой, да так и прижилось, хотя официально остров поименовали Флоранс-2 и по документам провели как базу специального отдела биолаборатории. Занимался наш спецотдел проектом с говорящим названием «Генезис-3001» – убогость фантазии доктора Робинсона уже давно никого не удивляла.

Да, вы правы, научный руководитель базы принял самое непосредственное участие в нашей работе. Не знаю, как бы сложилась Галина судьба как ученого, если бы не наше открытие. Моя подруга не ошиблась, выложив Робинсону все подробности дела, теперь даже я с этим был согласен. Галин конфликт с профессором Корневой разрешился волшебным образом: доктор Робинсон любезно согласился стать научным руководителем моей ненаглядной, заодно и с тематикой определились, благо поле деятельности перед нами раскинулось необъятное. Если все пойдет по плану, еще нескольким поколениям аспирантов работы хватит. Она так и не призналась, из-за чего поцапалась со «старушенцией», да я особо и не настаивал. Зато неожиданно оказался соавтором будущей диссертации. Как пояснил Робинсон, взваливший на себя бремя кормчего, без меня все равно не обойтись, впрочем, как и без Петровича. Но оформлять кота, будь он хоть трижды гением, соавтором научной работы не пришло бы в голову даже самому отъявленному троллю, каковых в высших академических кругах хватало, так что отдуваться придется мне. Формальных причин для отказа не нашлось – какое-никакое, а высшее образование у меня имелось, так что никто не мог мне запретить защищаться. Ученые в один голос заверили, что всю бумажную работу, равно как анализ результатов и их публикацию, они берут на себя, мне нужно будет всего лишь поприсутствовать на процедуре защиты, поэтому, поразмыслив, я дал согласие. В конце концов, ученая степень, пускай и по биологическим наукам, лишней не будет, а вкалывать мне в любом случае придется. И если насчет Гали у меня были сомнения, то доктор Робинсон дядька серьезный, к тому же он очень быстро сообразил насчет сенсации, эксклюзива и прочих приятных сопутствующих мелочей и засекретил все разработки, то есть поспособствовал моему же плану, только на более высоком уровне. С учетом секретности проекта «Генезис-3000» дочерняя тема и вовсе стала секретной в квадрате. Так что первым делом доктор распорядился перенести все работы по Контакту подальше от любопытных глаз, и в результате мы переселились на тот самый остров, указанный афалинами.

С благословения начальства на Пятачке за две недели вырос целый исследовательский комплекс: стандартный модульный поселок с капитальным эллингом, десятком индивидуальных жилых боксов – тесных и неудобных (особенно если жить там вдвоем плюс не самый мелкий кот), внушительным куполом лаборатории с не менее внушительным подвалом, метеостанцией, узлом связи и прочими хозяйственными постройками. Спецы из технического отдела даже умудрились развернуть крохотный стартовый «пятак», притулившийся у самых скал, на котором почти безвылазно торчал легкий катер-лаборатория. Его мы использовали в основном для сообщения с большой землей – островом Флоранс, до которого по прямой было около трехсот километров. По воде муторно, учитывая извилистый маршрут, так что минимум раз в неделю нелюдимому пилоту по имени Клаус приходилось наведываться на основную базу, главным образом за продуктами и реактивами.

Кроме нас с Галей и пилота, на острове вахтовым методом проживало еще четырнадцать человек. Семеро Охотников, то есть стандартное отделение, занимали четыре отдельно стоящих бокса. Две Галиных лаборантки-хохотушки жили в соседнем с нами домике. Трое техников, обслуживающих морской транспорт, да и вообще всю инфраструктуру поселка, квартировались в пристроенном к эллингу флигеле, а в случае нужды и на катерах могли заночевать. Авиатехник Пауль – такой же угрюмый и неразговорчивый, как и пилот, – делил с Клаусом жилые комнаты в здании диспетчерской службы, если это строение можно было так назвать. На мой взгляд, оно больше смахивало на складской ангар, куда в случае необходимости можно было загнать наш летательный аппарат, и являлось второй по величине постройкой на базе. Более крупными габаритами мог похвастаться только эллинг на два катера. Биолаборатория шла на почетном третьем месте. Учитывая размер свободной площади и количество научного персонала, не было ничего удивительного в том, что последний член нашей маленькой коммуны – Вениамин – устроился на постой в непосредственной близости от лабораторного оборудования. Собственно, за ним он и должен был следить, равно как и за узлом связи, и вообще за всей энергетикой и сложной электроникой базы.

Налицо было количественное несоответствие между мужской и женской частями коллектива, но пока что конфликтов на этой почве не случалось. Отчасти благодаря вахтовому методу: весь персонал, за исключением нас троих, менялся раз в две недели; отчасти благодаря счастливому стечению обстоятельств: в текущей смене только одна из лаборанток-хохотушек не была обременена постоянными отношениями, вторая же давно и всерьез крутила роман с Вениамином. Остальные техники оказались мужиками серьезными, к легкомысленным поступкам не склонными, а потому хранили верность подругам и женам, оставшимся на Флоранс. Единственная обездоленная девушка пыталась подкатывать к Клаусу с Паулем, но им и без нее было неплохо – у меня даже возникли определенные нехорошие подозрения насчет пары пилот – техник, но я благоразумно оставил их при себе. Охотникам же, как людям служивым, личная жизнь не полагалась по определению. Вот так и жили мы уже в общей сложности полтора месяца.