Дела адвоката Монзикова - Зяма Исламбеков

Первым нелегалом оказался Александр Васильевич. Обращались с ним очень и очень сухо, но достаточно вежливо и официально. Его не били, не хватали за руки, но корректно взяли под руки и сопроводили в соседнюю комнату, где располагался полицейский участок. В большой комнате, куда доставили ничего не понимающего адвоката, сидело человек пять или шесть полицейских. Один белый, остальные чёрные. Белый, по всей видимости, был здесь не главным, поскольку всеми командовал маленький негр с обритой головой и расплющенным носом. Белый, вероятнее всего, был его заместителем, т. к. он тоже давал ценные указания остальным.

Монзикова посадили на большой стул, стоявший напротив старого, огромных размеров стола. Кабинет был достаточно большим, потому что все остальные удобно расположились в кожаных креслах и диване по бокам от адвоката.

Увидев на столе пачку, Монзиков решил взять одну сигарету и закурить. Ему никто не препятствовал, но и не предложил огонька. Полицейские внимательно наблюдали за загорелым, хорошо одетым мужчиной несколько странной наружности. Монзиков сделал первую затяжку, когда к нему обратился маленький негр, сидевший за большим старинным столом. Если бы он был белым, то мог бы с успехом сыграть сцену с императором Франции Наполеоном, который, как утверждают историки, всегда сидел на высоких стульях. Монзиков это обстоятельство заметил и слегка улыбнулся, чем вызвал неудовольствие не только мелкого негра, но и его белого коллеги.

– Мистер, пожалуйста, назовите свою фамилию, имя и гражданство, – обратился начальник к адвокату.

– Что? Я не понимаю, говори по-русски, – ответил Монзиков.

– Он не понимает, что ты ему говоришь, – сказал белый полицейский своему шефу. – Вероятно, это – русский. Я немного ещё помню русский язык, который изучал в школе.

– Мистер, как Вас зовут и откуда Вы прибыли? – на хорошем русском, но с большим акцентом спросил белый полицейский у Монзикова.

– А где это я? – вопросом на вопрос ответил Александр Васильевич.

– Вы – в Южно-Африканской Республике, в столице Претории, – с легкой улыбкой и несколько с издёвкой ответил белый полицейский.

– Где? – ещё раз переспросил адвокат и состроил такую плаксивую рожу, что его удивление на лице вмиг растворилось в том огорчении, которое он вмиг испытал.

Все полицейские вдруг заметили, что странный мужчина начал плакать. Он не вызывал ни у кого никаких отрицательных эмоций. Он был несколько странен, но он никоим образом не походил на террориста, которого юаровские полицейские рассчитывали встретить среди пассажиров рейса Мюнхен – Хургада – Претория. Оружия при нем не было, а паспорт на имя Монзикова – гражданина России, вероятнее всего был подлинным.

В течение трех с половиной часов то и дело всхлипывающий Монзиков рассказывал о своих приключениях внимательно слушавшим его полицейским. Белый полицейский, как потом выяснилось поляк, эмигрировавший в ЮАР в середине 80-ых вместе со своими родителями, переводил с русского на английский язык и обратно. Практически никто из негров и цветных в ЮАР не знает африкаанс – государственный язык, такой же как и английский, но на котором разговаривает исключительно белое меньшинство многомиллионного населения самой развитой в Африке страны. После падения в конце восьмидесятых годов расистского режима президента Боты, страну захлестнули демократические преобразования и разгул преступности, примерно такие же, как и при президенте СССР Горбачёве М.С. Бардак был обусловлен прежде всего тем, что малограмотные негры никуда не годились. Они неплохо могли заниматься неквалифицированной, тяжелой работой, но на что-то большее они были просто не способны.

Я – не расист. Я вообще люблю свою работу и мне до лампочки, что творится там, в Африке или в Гондурасе. Я, как говорится, никого не трогаю, и меня не надо трогать! Мне кажется, что и Монзикову было глубоко наср… на всех и всё, ему так всё обрыдло, что просто хотелось поскорее вернуться домой.

Близилась ночь, многочасовой допрос Монзикова был закончен. До приезда российского консула надо было его определять на ночлег. И Монзикова посадили в камеру вместе с арабами-нелегалами, оказавшимися на борту Боинга как и Монзиков.

Примерно в 1000 по местному времени Монзикова увели на допрос, куда должен был явиться представитель российского консульства, которого вызвали ещё вчера. Консул опоздал на 3 часа. Всё время ожидания Монзикову задавали одни и те же вопросы негры-полицейские, которые просто выходили из себя оттого, что Монзиков их не понимал. Белого поляка с ними не было, как не было никого, кто мог бы хоть намекнуть бедному адвокату на смысл задаваемых вопросов. Африканская тупость, упорство и появившаяся неприязнь к задержанному белому, хранившему молчание и явно издевавшемуся над неграми-полицейскими, которые в недалеком прошлом успешно лазали по деревьям и даже слыхом не слышали о том, что есть иностранные граждане и иностранные языки, вылились в конце концов в жестокий мордобой.

Приехавший к своему соотечественнику с опозданием на три часа российский дипломат, нашел истекавшего кровью, с изуродованным лицом и сломанными ребрами Монзикова. Монзиков валялся в некогда дорогом и весьма элегантном, а теперь разодранном в клочья, грязном костюме в луже крови на грязном, холодном, бетонном полу той же камеры, откуда его забрали на утренний допрос.

Александр Васильевич не понимал ровным счетом ничего из того, что с ним происходило. Никогда раньше его никто так не бил. Будучи цириком, он, бывало, как и все, занимался рукоприкладством. Это – факт, но чтобы вот так вот, ни с того, ни с сего?

– Ой, как Вас обработали эти обезьяны! – с явным сожалением и сочувствием заметил прибывший, наконец, дипломат.

– Пидоры, вонючие, – только и смог из себя выдавить израненный Монзиков.

– Ну, ладно, это всё так, только мне надо от Вас поскорее услышать правдивую, бесхитростную историю о том, как Вы здесь очутились.

– Что, опять? – спросил Монзиков и жалобно застонал.

– Конечно, голубчик, опять, – дипломат был вежлив, но настойчив.

На этот раз беседа длилась часов 7, до самого вечера, после чего дипломат вышел и не вернулся. Монзиков остался один в камере. Арабов давно увели и больше не приводили. Почти перед самым отходом ко сну Монзикова вывели в туалет, где он, превозмогая сильную боль, справил нужду и умылся.

Ночь длилась вечность. Сон был прерывистым и тревожным. Всё время снились какие-то кошмары, ужасные сцены сменяли друг друга так быстро, что Монзиков не успевал даже как следует испугаться и проснуться от крика, как вновь и вновь на него наваливался жутчайший сон. Проснувшись с сильной головной болью, жаждой, страшной болью в рёбрах и огромными фингалами под глазами, Монзиков услышал приближающиеся к его камере шаги. Это был вчерашний дипломат, пришедший теперь за ним с двумя коллегами.

Монзикова аккуратно сопроводили к автомобилю и повезли в консульство, где по прибытии его опять стали допрашивать, но теперь допрашивали сами русские.

Допрос основывался на нестыковке данных, полученных на первом допросе. Дело в том, что тщательная проверка загранпаспорта Монзикова показала наличие подлинных отметок въездной и выездной египетских виз из г. Хургады, однако ни в МВД России, ни в аэопорту Домодедово, откуда согласно паспорту прилетел гражданин Монзиков А.В., не было соответствующей информации.