Наследники Шамаша. Рассвет над пеплом - Alexandra Catherine

и старательно выводит каждый значок, а сама задумчиво оглядывала его профиль — ровную линию носа, светлые брови, пушистые тёмно-золотые ресницы, сосредоточенный огонь лазурных глаз, красивую линию губ, светлую бородку.

Ей было так приятно видеть его здесь, под августовским солнцем, живым и здоровым, далёким от ужасов войны, что Ишмерай позабыла о шифре отца, глядя неотрывно на своего союзника, взглядом гладя его щеки и радуясь ему, стараясь не думать, что будет потом.

Но вот глаза его неожиданно оторвались от бумаги и поглядели на неё, пронзительно, мрачно. Девушка не успела отвести взгляда и густо покраснела в замешательстве, будто её поймали на каком-то чудовищном преступлении.

— Почему ты так смотришь на меня? — пробормотал Александр, усмехнувшись.

— Как я смотрю на тебя? — осведомилась та, разыгрывая удивление.

— Пристально.

— Я просто задумалась.

— О чем?

— Ты был очень хмур, и я побоялась, что в этой бумаге что-то могло встревожить тебя.

Александр усмехнулся, вновь поглядел в бумагу и пробормотал:

— С чего такая забота?

— Тебе неприятна моя забота? — холодно осведомилась Ишмерай.

— Честно говоря, твоё ко мне отношение в последнее время меня немного удивляет.

— А что такого в моём к тебе отношении? — осторожно спросила девушка.

— Ты подозрительно много обо мне заботишься и подозрительно сильно радуешься…

— Если тебе это в тягость, я более не стану этого делать, — процедила Ишмерай, прищурившись.

Александр со вздохом поглядел на неё, усмехнулся и ответил, вновь опуская глаза к бумаге:

— Не кипятись. Тревожные новости. Я перехватил переписку Хладвига с его товарищами из Хайма. За этой перепиской я охотился несколько месяцев. Немного менее года назад в Авалар пришли какие-то люди, отбили атаку войск инквизиции, убили пленных, увели часть фавнов с собой, и с тех пор фавны покидают Авалар в неизвестном направлении неизвестным путём. Авалар пустеет, и никто не может сказать, куда уходят фавны. Хладвига отстранили от проблемы Авалара, но это не значит, что интерес его к созданиям с копытами и человеческим туловищем угас.

— Есть более подробные сведения? — чуть дыша выдохнула Ишмерай.

— Нет. Ни описаний, ни имён. Нам остаётся только догадываться, кто это был. Знаю только, что эти люди выходили в лес. Они явно что-то искали. А после вернулись за стены города и исчезли.

— Меня?.. — выдохнула Ишмерай.

— Очень может быть, — ответил Александр, внимательно глядя на неё.

Девушка порывисто вздохнула и отвернулась. Александр не должен был видеть её лица в эти минуты.

— Сейчас весь Аннаб гудит из-за этого происшествия со сбежавшими, — тихо сказала Ишмерай. — Ты долго не приезжал, я переживала.

— Это лишнее, — Александр помрачнел, сложил бумаги и спрятал в кожаную сумку.

— Нашли хоть какую-то зацепку?

— Нет. Ещё троих осудили за колдовство вчера.

— Что же теперь будет? — потрясённо выдохнула девушка, испуганно разглядывая его лицо, нежно сжимая его руки.

— То же, что и везде: страх, недоверие, ненависть, враждебность. Друзья, соседи доносят друг на друга, лишь бы урвать кусок из их имущества, которое присваивается палачам, судьям или доносителям. Любое подозрительное слово, любой взгляд — и человек может оказаться в тюрьме ещё до заката солнца. Особенно достаётся женщинам всех возрастов — от юных девушек до дряхлых старух. Их любят обвинять в прелюбодеянии с самим сатаной и его слугами, в танцах и пирах на ведьмовских шабашах, в полётах на мётлах, в наложении сглаза, во всем, Ишмерай! И человек признает свою вину, ибо его пытают, пока он не обезумит от боли, не умрёт или сам не побежит на костёр! Судьи не щадят никого — ни бедных крестьян, ни богатых горожан. Обвинение в ереси — хороший и самый быстрый способ избавиться от врага или неугодного соседа, от любовницы мужа или любовника жены. Особенно любят отправлять на костёр красивых женщин, а если у этой женщины рыжие волосы или зелёные глаза — она ведьма до кончиков пальцев. Таких лишают последних надежд.

Ишмерай хотелось прижаться к нему. Александр тревожно произнёс:

— Берегись. Ты больше не маленькая и серенькая фигурка. Теперь ты привлекаешь внимание, тебе благоволит знаменитый Адлар Бернхард, и многие начнут шептаться о тебе. В нынешних обстоятельствах тебе не стоит высовываться. Тогда люди могли бы забыть о тебе, если бы не Хладвиг…

— Не тревожься обо мне, Александр, — нежно ответила Ишмерай, улыбнувшись. — У меня теперь два защитника. Бернхард не даст меня в обиду.

«Пока я не отказала ему стать его женой…» — тотчас подумала она.

Александр тотчас помрачнел и заявил:

— Я не желаю, чтобы ты доверяла Бернхарду. Я наслушался и насмотрелся достаточно: Бернхард не менее жесток, чем Хладвиг. Только Бернхард способен на сострадание, жестокость же Хладвига — неизлечимая болезнь.

Девушка глубоко вздохнула, прижалась щекой к его широкой мощной груди, обхватила руками его талию и прошептала:

— Прошу тебя, будь осторожен. Если я попаду в тюрьму, что ж, такова моя судьба, но если туда попадёшь ты… Прошу тебя, не ссорься с Хладвигом! Не связывайся с ним!

— И это говорит мне девчонка, которая смело язвит Вильхельмине Райнблумэ и глядит Хладвигу прямо в глаза!

— Я прошу тебя!.. — Ишмерай встала на цыпочки и уткнулась лицом в его плечо. — Я очень прошу тебя…

— Хорошо, моё изумрудноокое солнце… — прошептал тот. — Но если Хладвиг что-то попытается сделать, я не буду молчать и стоять в стороне…

Ишмерай перебила его:

— Быть может, суд Аннаба не так свиреп, как суд Кедара. И этих троих помилуют?..

Александр ответил лишь:

— Когда ты говоришь таким ласковым голоском, я тоже начинаю верить в любую чушь. Пожалуй, я тоже понадеюсь на это вместе с тобой…

— Прошу тебя, береги себя, будь осторожен… — умоляюще прошептала она и опустила глаза.

— Я буду осторожен, но тебя тревожит что-то ещё, — тихо проговорил мужчина, неотрывно глядя на неё.

— Нет, — Ишмерай очень похоже изобразила безоблачную радость, просияв невинной улыбкой, поведя бровью, загадочно опустив глаза. — Меня ничто не тревожит.

Ей очень хотелось рассказать ему о своих опасениях по поводу скорой разлуки с Вайнхольдами, но она