Непорочная пустота. Соскальзывая в небытие - Брайан Ходж

Она не надевала баллон, когда спускалась сюда.

Она принадлежала этому месту — тому, что вызывало у нее омерзение.

Марш — пришло в голову, едва она смогла отличить потолок от поверхности воды. Он был мертв — и в то же время оставался с ней, в наслаивающемся эхе шепотков. Мертвый видел сны.

Желанное пробуждение вышло резким: ее подкинуло на кровати от звука сирены, которая выла, будто случился катаклизм. Она то прорезала ночь, то затихала, напоминая рев какого-нибудь первобытного бога. Солдаты наверняка знали, как действовать, но ее-то не предупредили. Инстинкты требовали обняться с матрасом, притаиться под одеялом и надеяться, что скоро все закончится.

Именно такой стратегии придерживались люди, которых позже находили мертвыми в кровати.

За пару минут Керри оделась и выскочила за дверь. Из-за ледяного дождя пришлось щуриться, но она сразу посмотрела на тюрьму. Все на острове — и люди, и техника — двигались в том направлении, и на какое-то мгновение ей захотелось присоединиться и спрятаться за чужие спины, но что если что-то влекло их туда с восточного края острова?

Однако прожектора, установленные вдоль парапета, свидетельствовали в пользу другого варианта: три луча метались над открытой водой, выхватывая из темноты ночи сверкающие капли дождя. Как там Эсковедо сказал? Сигнал бедствия? Может, на него откликнулись? На пляж вышли полчища родичей инсмутских заключенных и напали на военных? Нет, вряд ли. Лучи света были направлены не вниз, а наружу. Именно наружу.

Под потоками дождя и ударами ветра Керри приросла к месту, скованная ужасом перед неизвестным бедствием. Теперь остров казался ей крошечным. Даже тюрьма выглядела игрушечной — одинокая, уязвимая крепость, против которой выступали три заговорщика: океан, ночь и небо.

Занавесь дождя над мечущимися прожекторами отделяла остров от моря; она безмолвно расступилась, и из темноты, словно из ниоткуда, показался острый нос корабля. Без огней, без людей на палубе, даже без шума двигателя, будто мертвым кораблем управляла сама ночь или иная сила. Затем появился звук — режущий уши скрежет стали по камням, на фоне которого сирена казалась слабым писком. По мере подъема на сушу нос судна задирался, и Керри увидела остальную часть корабля — за острым носом следовало тело акулы.

И она еще считала, что гром оглушает! Когда судно врезалось в здание тюрьмы, земля под ногами содрогнулась, а по зданию пошла трещина, будто его рубанули топором. Посыпались кирпичи и кладка, вместе с ними завалился, мигнул и погас один из прожекторов. Керри видела, как люди пытаются спастись, падают, но в конце концов сила инерции корабля иссякла. На один бесконечно долгий момент он застыл… А потом с протестующим скрежетом металла по камню начал вибрировать, как воткнутый с размаху нож. Вся правая часть здания тюрьмы выгнулась и осыпалась наружу, вместе с ней замолкла сирена и погас второй прожектор. Последний прожектор качался, и луч его бил вверх, освещая крышу.

Только теперь она услышала крики людей, только теперь различила стрельбу.

И только теперь уловила отчаяние в голосах.

Земля под ногами продолжала трястись.

Казалось, что все закончилось — и разрушения, и последствия, — но вскоре еще одна часть здания обрушилась, будто от действия какой-то силы. Кирпичи каскадом осыпались вниз, свет прожектора мерцал и пробивался изнутри здания с обеих сторон.

Вдруг над тюрьмой что-то взметнулось вверх — толстое, как огромный дуб, но гибкое и блестящее в свете прожектора. Оно обернулось вокруг еще одной секции тюрьмы и сдернуло ее вниз легко, как трухлявый пень. Керри подумала было, что это змея, но после того, как здание рухнуло, увидела кое-что еще: сворачивающиеся и разворачивающиеся щупальца и за ними не то тело, не то голову.

Земля под ногами продолжала трястись.

Это было не землетрясение, теперь она это понимала. Как-то раз ей довелось побывать рядом с величественными слонами и почувствовать, как дрожала земля при их приближении, когда они взывали друг к другу издали, выдавая частоты настолько низкие, что человеческое ухо их не улавливало, — грохот, который понимали только представители их вида.

Так звучал голос чудища.

Керри бы не удивилась, если его слышали и в Нью-Йорке, и в городе Барроу на самом севере Аляски, и в районе Калифорнийского залива.

Звук наполнял ее, резонируя с землей и камнем, отдаваясь в подошвах ног даже через обувь, вибрируя в костях, и Керри боялась, что все органы превратятся в жидкость. Когда он достиг слышимого диапазона, раздался гул, достойный ледника. Звук нарастал, и Керри зажала уши ладонями, остро сожалея, что не может, как черепаха, втянуть голову внутрь тела, поскольку голос существа переходил в рев, невыносимый трубный звук, который вызывал ассоциации с Судным днем и трубами, разверзающими небеса и возвещающими схождение Господне.

Но вместо бога прибыло это — невероятных размеров чудище, какая-то нечеловеческая пародия на божество. Теперь Керри поняла, кому поклонялись эти отвратительные существа из Инсмута, какому богу они молились, к какой Мекке обращались, а затем услышала шепот внутри, на грани слышимости. А что, если эта пугающая громадина предвещала нечто большее и лишь готовила для него путь, этакий Иоанн Креститель для существа куда более ужасного.

Дрожа от страха, Керри упала на колени, надеясь остаться незамеченной. Последние шестьдесят два инсмутских узника перебирались через руины тюрьмы и возвращались в море.

* * *

Если быть честной перед собой, мысль об Инсмуте и случившемся здесь несколько поколений назад одновременно завораживала и ужасала Керри.

После детства и юности в мире скоростных автострад, кабельного телевидения, спутникового наблюдения, Интернета и камер, которые можно носить в кармане, легко позабыть о том, насколько удаленным могло быть место даже на материковой части США — и не так уж давно это и было, если подумать. Легко позабыть, как можно прожить всю жизнь, не имея ни малейшего представления о происходящем в городишке в десяти милях езды, потому что не было никакой необходимости ехать туда или не было желания — просто потому, что жителей того городишки считали недружелюбными, говорили, что они не любят незнакомцев и предпочитают жить обособленно.

Инсмут больше не был таким уединенным, как раньше, но ощущение удаленности осталось; он будто затерялся во времени — место, где не приживались никакие новые магазины, тихо загибаясь и уступая место пустым витринам. Город словно накрывала тень, отпугивающая чужаков и выживающая тех, кто все-таки пытался здесь остаться.

Кроме нее. Керри провела здесь уже почти месяц, приехав спустя два дня после Рождества, и по-прежнему не знала, когда уедет обратно.

Складывалось впечатление, что для многих жителей города