Белые Волки Перуна - Сергей Шведов

Ещё только-только просыпались звезды на небо, а уже замелькали меж разгорающихся костров обнажённые тела. А начали эту ночь большой любви боярыня Милава и боярин Ладомир, сойдясь у воды, на виду у сбежавшегося люда. Милаву дрожь охватила ещё когда она к воде шла, и была эта дрожь не только от вечерней прохлады, но и от нетерпения. От неодолимого желания прильнуть к телу Ладомира и то ли взять его силу, то ли отдать ему свою. Оттого и вырвался из её груди не стон даже, а вой, призывающий всё живое предаться любви для продолжения жизни на земле.

Вода была тёплой, нак парное молоко, и Ладомир с удовольствием в нее окунулся. К тому же здесь было мелко и можно было не опасаться чудачеств новгородской вилы, которая тянула его за собой, пока не вытянула на противоположный берег, крутой и лесистый. Пока добрались до ближайших кустов, Ладомир даже задохнулся, Милаве хоть бы что - посвёркивая в лунном свете обнажённым крутобёдрым телом, она буквально рвалась под сень леса, настороженного вторжением непрошенных гостей. Но Милаву, похоже, не смущали ни темнота, ни ветки, что хлестали по разгорячённым телам, ни сучья, которыми мстительные лешие всегда готовы ткнуть в глаз не острожному путнику. Она всё шла и шла вперёд, увлекая за собой Ладомира.

- Куда тебя несёт? - наконец не выдержал он. Милава даже не обернулась на его голос, но и руки его не выпустила из своей горячей ладони. Ладомиру почудился чей-то шёпот за спиной, он оглянулся, но ничего не увидел кроме шелестящих завес. А между тем, шёпот становился всё отчетливее, ему даже показалось, что он вот-вот начнёт разбирать и отдельные слова чужого нескончаемого разговора. Впрочем, это, кажется, был не разговор, а пение. Пение, под которое хорошо водить хороводы. Говорят, что именно так развлекаются в лунные ночи вилы, вбирая в свой круг неосторожных, вздумавших поразвлечься с ними невинной забавой.

На миг Ладомиру даже показалось, что он увидел этот хоровод, и тут же послышался горячий шёпот Милавы:

- Закрой глаза, а то пропадёшь.

И такая убеждённость была в этом голосе, что он подчинился. Милаве Ладомир в эту минуту доверял, неведомо почему, просто знал, что не обманет. Хотя не было у него сейчас сомнений в том, что вводит она его в хоровод лесных вил, от которого простому смертному лучше держаться подальше. И ещё бедро чьё-то почувствовал Ладомир, но не горячее Милавино, а холодное и гладкое, словно омытый росой поутру камень. Но он не усомнился, что бедро это женское. Глаз Ладомир не открыл, а просто пошёл по тому же кругу, что и державшая его за руну Милава. Сколько они так ходили, Ладомир не помнил, потерял счёт времени, внимая завораживающим голосам, пока жадные Милавины ласки не вернули его к действительности. Впрочем, эта действительность была не менее сладкой, чем дрёма. Глаза он открыл, чтобы увидеть тело Милавы и её искажённое страстью лицо.

В лесное озеро Ладомир идти не хотел, уж слишком тёмным и глубоким оно ему показалось. Милава-то от лунного света совсем без ума, чего доброго и сама уйдёт на дно и его утянет.

- Там сила, Ладомир, и этой силы тебе хватит на долгую, долгую жизнь.

Милава вырвала руку из его ладони, и пошла, рассыпав по спине густые волосы. Уже чуть не по бёдра была она в воде, когда он кинулся за ней следом. А зачем кинулся и сам не знал. Но ни страха, ни даже опаски он не чувствовал сейчас, хотя Милава не удержалась и утянула его за собой под воду. Сколько они там пробыли под водой, он не запомнил, но под лунный свет вынырнули.

- Пошёл всё-таки, - вдруг засмеялась Милава. - А кабы на моём месте была другая вила?

- За другой бы не пошёл, - обиделся Ладомир и резко повернул к берегу.

Милава ещё некоторое время плескалась в воде, то и дело пропадая с его глаз. И тогда у него замирало сердце - вдруг уйдёт? Но она не только вынырнула, но и выбралась на берег, требуя своё, в чём ни женщинам, ни вилам в такую ночь отказывать не принято.

- Ты от кого узнала про это озеро?

- Про это озеро никто не знает кроме меня, - Милава приподнялась на локте и кинула свои влажные волосы ему на грудь. - И дороги сюда не найдёт никто.

Ладомир ей поверил. Не первый раз он в этих местах, а про лесное озеро да ещё расположенное столь близко от города ничего не слышал.

- Назад тоже пойдём через хоровод? - на всякий случай спросил он.

- Я тебя выведу, - пообещала она и счастливо засмеялась. - Не заблудимся.

И шли они недолго, и глаз не закрывал Ладомир, но если бы кто попросил его показать к озеру дорогу, то вряд ли он её сумел бы отыскать. На том берегу костры горели чуть не до неба. Перебравшись через тёмную речную гладь, Ладомир с Милавой ещё и сквозь огонь прыгнули, без всякого ущерба для своих тел. А потом включились в огромный хоровод мужичин и женщин, у которого не было ни конца, ни края, и кружиться этот хоровод должен целую вечность, пока не закончится жизнь на земле.

Незадача боярина Глота на пути из Новгорода в Киев сильно огорчила Великого князя. Ещё больше огорчил его разгром Бориславовой дружины в радимицких землях, учинённый Белыми Волками. В таком гневе новгородец князя ещё не видел. И не то чтобы Владимир близко к сердцу принял беду Глота, а уж скорее измена воеводы Ладомира заставила его зашипеть в ярости.

Боярин Глот с приличествующим случаю скорбным лицом стоял посредине великокняжеских палат, ближники кучковались у стен, а сам князь метался у креслица, как раненный зверь, не слушая советов, которые сыпались наперебой.

- Нельзя спускать Ладомиру! - выкрикнул Басалай. - Надо спросить с его пасынка Мечислава.

- С Хабара надо спросить, - крикнул в запале Изяслав. - Милава его дочь.

Были и ещё крики, которые Владимир пропустил мимо ушей, но эти два, Басалаев и Изяславов, его задели.

- Боярин Мечислав с малолетства воспитан в христовой вере, - громыхнул в сторону струхнувшего Басалая князь, - и не боярам, путающим причастие с пирушкой, о нём поминать!

Зря Басалай поднял хвост на Мечислава, все знают, что князь Владимир благоволит к его матери, при чём в этом благоволении нет даже кобелиной страсти, в которой Великого князя всегда попрекают, а есть загадка чужой души, про которую так любят поговорить настоятель Никифор и хитрый грек Анастас, уже изрядно поднадоевший киевской старшине. Басалай-то напустился на Мечислава из-за родовых земель, которые волею князя, из рук Перуновых волхвов вернулись к Блудову сыну, мимо раскатанных губёнок скандального боярина. То ли дочки у Басалая все вышли, то ли Великому князю ныне не до девок, но только решил он неожиданно по справедливости и в ущерб ближнику.

- А что до Хабаровой дочери, то она тебе жена, Изяслав, и младший её сын числится за вашей семьёю, - продолжал Владимир. - Не с Хабара надо спрашивать, а с тебя, боярин.

И тут князь был кругом прав, даже Басалай, не говоря уже о других, головой закивал - отдай девку, тобой взращённую, в жёны, да чтобы потом тебе же за её беспутство кололи глаза. А муж на что? По мужам ныне родство считают на Руси, а не по жёнкам. Басалаю ещё и в том обида, что от дочери его у Изяслава детей нет, а сыновья у него только от первой жены Милавы. И выходит, что земли и нажитки, данные за дочерью Басалаем, пойдут щенкам Милавы, неизвестно с кем прижитым.