Белые Волки Перуна - Сергей Шведов

- Так здесь и видел, - рассмеялся разноглазый. - Небось не первый раз идёшь в Киев.

И зыркнул глазами на Милаву. Но то, что для христова служки грех, простому смерду не поставишь в вину.

А ночь прошла спокойно, измаявшиеся гребцы спали как убитые, и сам боярин Глот тоже не отставал от них в добром деле. Но с первыми лучами солнца его разбудил Кисель:

- Вспомнил я, боярин, где видел этого смерда - в Рюриковом городище, на пиру у князя Владимира, лет десять тому назад.

- Совсем спятил с ума, - Глот сердито сплюнул в прогорающий костёр. - Кто бы пустил лапотника в городище?

- Да не лапотник он, - возразил Кисель. - Белый Волк.

И чтобы этому дурню чуть раньше вспомнить, а тут боярин Глот и рта не успел открыть, как вывалили на берег озерца одетые в бронь конники, а поверх доспехов - волчьи шнуры, о которых Кисель только что вспомнил. Глотовы дружинники сунулись было к мечам и лукам, но их пугнули стрелами из кустов.

- Не блажи, боярин, - сказал рыжеволосый конник, в котором Глот без труда признал воеводу Ладомира: - Моих против твоих вчетверо больше.

Может, и приврал Волк Перунов, но Глотовы мечники на берегу озерца как на ладони, и Ладомировым бить их из зарослей куда сподручнее.

Разноглазый Пересвет ощерился в лицо боярину:

- Облегчим тебе работу на волоках, Глот, заберём часть товара.

И нагло принялся осматривать чужие тюки. От той наглости и не стерпел, боярин, хотя в его положении лучше было промолчать:

- Так-то ныне воеводы служат Великому князю - трясут по чём зря новгородских бояр.

Ладомир в ответ оскалил зубы и махнул своим, чтобы грузили товар:

- Не взыщи, боярин, добро твоё пойдет на благое дело, в пользу славянских богов. А князю Владимиру скажи, что Белые Волки не служат переметчикам, предавшим веру отцов. И ещё скажи, что побил я дружинников боярина Борислава на радимицких землях, которые вздумали разорять Перуновы святилища, а самого боярина повесил в Дубняке. Так что пусть шлёт другого воеводу к радимичам.

Обида переполняла сердце Глота, но после этих слов перечить Волкам расхотелось. Уйдёт добро - новое наживётся со временем тяжкими трудами, а возьмут жизнь – новую никто не даст, ни старые славянские боги, ни новый бог греческий.

Милава ещё подсыпала соли на Глотовы раны, поклонившись с возка:

- Спасибо за заботу, боярин. За твою доброту тебе ещё воздаст новый бог, но и старые боги, как видишь, тебя не забывают. И чернеца твоего я тоже не забыла, не раз ещё он меня помянет с благодарностью.

Так остался на берегу боярин Глот дурак дураком, с ополовиненным товаром. Вот и сходил в Киев с прибытком.

- Это Макошина ведунья на нас морок напустила, - сказал мечник Басога, смущённо разглаживая усы.- Потому и проспали мы разбойный напуск.

- Да уж, - поддержал Басогу Кисель. - Но уже то хорошо, что не всем нам так повезло, как чернецу.

На слова Киселя грохнули смехом уже все Глотовы мечники. Жеребцы. У Глота тоже слегка отлегло от сердца. Могло быть и хуже, как с тем же боярином Бориславом. Закипела злобой волчья кровь, теперь придётся солоно многим печальникам нового бога.

- А где чернец-то? - спросил Глот у развеселившихся мечников.

Чернеца искали по всем ближним кустам, а нашли поодаль, прислоненным к дереву и в полной неподвижности.

- Это что же такое? - спросил Сыч, с ужасом глядя на одеревеневшего человека. - В идола она его превратила, что ли?

- Трите ему члены, - прикрикнул Глот. - Должен отойти.

Тёрли Прокопия с усердием, едва не сняв при этом кожу, но действительно, зашевелился человек и даже стал входить в разум.

- Опоила она его, наверное, - сделал вывод Басога.

- Нечего было таскаться за бабьими подолами, коли бог не велит, - усмехнулся Сыч.

- Считай, оттаскался, - вздохнул жалостливый Кисель. - То место ему уже никто не ототрёт, если сама богиня Макошь приговорила.

И вновь засмеялись мечники, но уже много тише, потому нак беда у человека явная. А вдругорядь ещё подумаешь, какому богу служить, а какому погодить. Прокопия отнесли в ладью, и Глот велел отчаливать от несчастливого места. Назад в Новгород возвращаться - только смешить народ. Нет, путь Глота лежит в Киев, к Великому князю, пусть возместит новгородскому боярину убытки, понесённые от воеводы- грабителя.

Ладомир проехал мимо воза, на котором устроилась Милава с сыном, головы в её сторону не повернув и не сронив слова с плотно сжатых губ. И Милава поняла без подсказки, что сердит на неё воевода, хотя и невдомек ей было, с чего это он так распалился сердцем. По словам Бакуни, Ладомир был среди тех, кто принимал решение о будущем её сына Владимира, и даже клятву он дал на крови перед Перуновым жертвенником, что не опустит меча, пока не свершится воля Ударяющего бога. А воля эта ясно была выражена ещё на плешанском холме, во время свадьбы Перуна и Макоши, где и зачала Милава их волей своего божественного сына. То, что Макошь доверила Милаве своё чадо от Перуна выносить и родить, было великой честью и для неё, и для всего Хабарова рода. И кудесник Вадим сам сказал ей об этом. По слову Перуна, по воле его, должен был стать Владимир во главе всех русичей ещё в годы юные, хотя самой Милаве казалось иной раз, что малому надо прежде войти в разум и в годы хотя бы отроческие. Но у волхвов было на этот счёт своё мнение. Им дано было видеть и дальше, и больше ведуньи богини Макоши. Без малого год, проведённый в тайных капищах многому научил Милаву, а в волховании среди женщин ей и вовсе не было равных. Сам кудесник Вадим учил её проникать в человеческий разум и направлять чужие думы в нужное русло. И ещё сказал Вадим, что у неё к этому дар, полученный свыше, вместе с зачатым божественным младенцем. А ещё учили Милаву сглазу и снятию сглаза, ибо на неё возлагалась немалая ноша в обережении малого Владимира, и в этом обережении она вправе была прибегать к любому средству. Новгородский бунт, на который было столько надежд, закончился неудачей. Милава неудачу предчувствовала и даже предупредила об этом Вадима. На новгородском вече нужен был воевода равный Добрыне по силе и стати. И такой воевода был под рукой у Вадима. А уж боярину из рода Гастов вняли бы и старшина, и чёрный люд. Сильные склоняться перед ещё более сильными. А Ладомир из той породы людей, что способны увлечь за собой и сильных и слабых. Но кудесник почему-то не внял Милаве, слишком был уверен в своём предвидении, которое сулило торжество Владимиру, сыну Перуна, но, видимо, кудесник ошибся в сроках.

И эта ошибка стоила Вадиму жизни. Наверное, утерял что-то с годами первый ближник Перуна. По слухам, было Вадиму за век человеческий. И дланью уже ослаб Вадим, и дыхание из груди рвалось натужно, и ноги уже не столь легко, как прежде, несли по земле высохшее за годы служения богу тело. Наверное, просто срок настал уходить кудеснику в страну Вырай, и Ударяющий бог подарил ему жертвенную смерть на лобном месте. Так вот уйти - не каждому выпадает. И ушёл кудесник Вадим не один, а в окружении достойных ближников и с целой дружиной из Белых Волков.