Абсолютное доказательство - Питер Джеймс

По аудитории прокатился нервный смех.

– Я ответил ему тогда: у меня, бедного священника, нет свободных средств, чтобы вкладывать их в фондовые рынки, но этот совет я запомню. Гарри обладал аналитическим умом, однако острый ум сочетался в нем со страстной верой. И более всего заботила его судьба нашего мира. С его кончиной мы с вами лишились прекрасного человека. Будем надеяться, что теперь он встретится с возлюбленной своей Дорин и с сыном на Небесах.

Затем племянник Гарри Кука прочел отрывок из Библии, а племянница – стихотворение. Наконец все вышли наружу, под безоблачное небо. Росс и Салли старались держаться позади; они чувствовали себя здесь почти что непрошеными гостями.

Вдалеке, за стеной кладбища, виднелись зеленые холмы, испещренные белыми точками – пасущимися овцами, и доносилось отдаленное блеянье. Что за идиллическое место, думал Росс.

Священник начал погребальную службу.

– «Я есмь Воскресение и Жизнь, говорит Господь…»

Вдруг на мгновение вокруг потемнело, словно солнце зашло за тучу.

Росс поднял взгляд.

На небе по-прежнему не было ни облачка.

– «Тот, кто верит в Меня, если и умрет, оживет, а кто живет и верит в Меня, тот никогда не умрет…» – с чувством продолжал священник.

И снова небо потемнело на несколько секунд – из голубого сделалось темно-синим.

– «Ибо я уверен, что ни смерть, ни жизнь, ни Ангелы, ни Начала, ни Силы, ни настоящее, ни будущее, ни высота, ни глубина, ни другая какая тварь не может отлучить нас от любви Божией во Христе…»

Уже несколько человек удивленно смотрели вверх. Небо стремительно темнело, как будто в полдень наступала ночь.

Стайка скворцов опустилась на крышу церкви, видимо, собираясь устраиваться там на ночлег.

Росс и Салли изумленно переглянулись.

Похоже на солнечное затмение, думал Хантер. Однажды он видел полное затмение – впечатляющее зрелище. До сих пор ему помнилось, как он с трепетом смотрел сквозь защитные очки на быстро темнеющий солнечный диск. Но ведь затмение наступает, когда солнце закрывает луна! А сейчас бледный диск луны был хорошо различим в стороне от стремительно меркнущего солнца.

– Что происходит? – прошептала Салли. – Разве сегодня затмение?

Голос священника дрогнул; теперь он тоже смотрел в небо, рассеянно произнося священные слова:

– «Ибо если мы веруем, что Иисус умер и воскрес, то и умерших в Иисусе Бог приведет с Ним. И так всегда с Господом будем. Утешайте друг друга словами сими…»

Стало темно, как ночью.

– «Итак, душу дорогого усопшего брата нашего Гарри мы препоручаем милосердию Бога Всемогущего, а тело его предаем…»

И вдруг – словно чья-то невидимая рука повернула небесный выключатель – на темном беззвездном небе засияла семью цветами сияющая радуга!

И Росс сразу увидел: в этой радуге что-то не так.

Священник умолк. Изумленный шепот пролетел по толпе. Все, не отрываясь, смотрели вверх. На радугу.

Она распростерлась в черной пустоте от края и до края – от горизонта до горизонта.

Глядя на нее, Росс вспомнил детскую считалочку, помогающую запомнить порядок цветов в радуге – единственно возможный порядок, тот, что возникает при преломлении световых лучей всегда и везде, от начала времен: «Каждый Охотник Желает Знать, Где Сидит Фазан».

Красный – Оранжевый – Желтый – Зеленый – Голубой – Синий – Фиолетовый.

Но у этой радуги цвета идут наоборот! Это перевернутая радуга, понял Росс.

Фиолетовый – Синий – Голубой – Зеленый – Желтый – Оранжевый – Красный.

И снова вспомнились ему слова Майка Дилейни, сказанные в баре в Лос-Анджелесе: «Солнце померкнет, и луна не даст света своего, и звезды спадут с неба, и силы небесные поколеблются; тогда явится знамение Сына Человеческого на небе».

Неужели это и есть знамение?!

Пятница, 24 марта

Большой Тони откинулся на спинку дивана, дымя сигарой и попивая виски. В последнюю неделю – после возвращения из Лос-Анджелеса – пил он больше обычного.

Чертов Лос-Анджелес.

Это ж надо было так все провалить!

Прежде Тони не прикасался к спиртному до шести вечера. Никогда – ну, может, кроме того дня, когда наконец вышел из тюряги. Как вышел, сразу напился. Но это можно понять, верно? Освободившись после такой долгой отсидки, любой ошалеет от радости.

Небо за окном чуть потемнело, словно солнце скрылось за облаком, однако Тони, погруженный в свои мысли, этого не заметил. Он все вспоминал понедельник. Все пытался понять, что же произошло.

Или он безнадежно потерял хватку, или…

Тот чокнутый старикан, что ринулся на проезжую часть с тротуара, несся, как спринтер. Да что там – быстрее любого спринтера! И не прикасался он к Хантеру, это Тони ясно видел, он даже не успел к нему приблизиться, – но Хантер вдруг отлетел в сторону с такой силой, словно им выстрелили из пушки.

А старик оказался прямо перед его машиной. В ярком свете фар.

Объехать его было уже невозможно.

Лицо безумца прочно запечатлелось у Тони в памяти и сейчас стояло перед глазами. Он не испугался, о нет – наоборот! Светлая улыбка, сияющие глаза – словно старик готов был умереть. Словно много лет ждал смерти и наконец дождался.

Словно принес себя в жертву.

И Тони это чертовски напугало.

Он промчался без остановки кварталов двадцать, затем припарковался, сменил номера и пересел в другую машину – ту, что заранее подготовил для отхода. Гнал четыре часа до Вегаса. Там остановился у парня, что помог ему с машинами, и всю ночь играл с ним в карты. Проиграл чертову прорву денег – никак не мог сосредоточиться на игре.

В комнате стремительно темнело. Кажется, солнце заходит… Что?! Тони взглянул на часы – 13.25. Может, остановились? Он потряс их, затем взглянул на время на DVD-плеере. 13.25.

Он выглянул в окно. Мимо пронесся, быстро снижаясь, вертолет; бортовые огни ярко горели во тьме. Темно, как ночью. Тони поднял взгляд вверх.

– Что за…

Он вскочил на ноги и бросился на балкон.

И не поверил своим глазам. Быть может, он выпил лишнего – но не настолько же!

В чернильно-черных небесах сияла радуга.

И что-то с этой радугой было не так. Мгновение спустя Тони понял, что именно. Цвета шли в обратном порядке: фиолетовый, синий, голубой, зеленый, желтый, оранжевый, красный.

Тони не мог отвести взгляд; сердце его переполнял трепет – и темный, неопределимый страх. Какого дьявола? Что это – вторжение пришельцев? Начало конца света?