Солги обо мне. Том второй - Айя Субботина

с книжкой, в одиноком одиночестве, словно она вдруг решила стать чертовой девственницей. Еще и при полном порядке дома, без намека на алкоголь и запах табака.

Вопрос с Тамарой тоже можно считать решенным - Виктория все отлично сделала, еще и проявила сообразительность. Думаю, ее пасынок от последнего брака, уже пустил в дело всю полученную информацию. Значит, очень скоро этой старой грымзе будет не до меня - людям очень сложно заниматься шантажом, когда их собственная свобода оказывается под большим вопросом.

Значит, остается Ника.

— Доброе утро, - говорит она, как раз когда я завариваю нам кофе ранним субботним утром. Берет чашку, делает маленький осторожный глоток и дует, чтобы остудить горячий напиток. - Снова дождь?

Пока она делает вид, что разглядывает пейзаж за окном, я пытаюсь понять, что именно в ее поведении начало меня настораживать. Я знаю, что она притворяется - было бы слишком наивно думать, что после нашего «прошлого» эта маленькая дрянь вдруг воспылает ко мне любовью. Но до недавнего времени меня вполне устраивало ее филигранное притворство. Вдобавок, после ее дебюта на родной сцене, я пару недель чувствовал офигенный прилив сил, потому что наше общее фото попало (не без некоторой моей протекции) на главные полосы крупных альманахов. «Возрождение Феникса!» - так писали о моей малышке, рассказывая трогательную историю о том, через что она прошла, чтобы снова встать на ноги.

Но Ника на фото в газете и эта корыстная сучка на моей кухне - совершенно разные люди. И я пока не решил, какая из них нравится мне больше. Потому что каждая цепляет по-своему, у каждой есть свои заебы и каждую из них мне время от времени хочется придушить. Но также верно и то, что ни от одной я пока не готов отказаться.

И так, что не так с этой?

— Ты давно не виделась с сестрой, - напоминаю я.

Ника слегка поворачивает голову на звук моего голоса, еле заметно ведет плечом.

— У Алёны сейчас много дел, ей не до меня.

А раньше они были не разлей вода. До такой степени свои в доску, что даже у меня не хватило фантазии придумать способ вбить между ними клин. Я даже думал, что козла Сабурова она забудет раньше, чем стерву-сестру. Но они действительно практически не общаются. Телефон Ники и вся ее активность в нем полностью под моим контролем. Я знаю, что они иногда переписываются, знаю о чем, но сейчас их общение похоже на формальные отписки - почти так же вежливо Ника общается и с матерью, и с Катериной, и даже с Ольгой, которая теперь всплывает на горизонте раз в пару месяцев.

— Вы раньше были просто как те смешные попугаи, - озвучиваю свое замечание и становлюсь строго у нее за спиной.

— Неразлучники, - говорит Ника.

Ее спина абсолютно ровная и - под тонкой тканью шелкового халата не дрожит ни один мускул, а раньше она буквально тряслась от моего приближения. Привыкла? Или появилась причина быть смелой?

— Все меняется, - продолжает Ника и, как будто почитав мои мысли, медленно откидывается назад, спиной мне на грудь. Ждет, пока обниму ее одной рукой, жмурится. - Когда-то мы все были немного другими, делали разные странные вещи, тратили время и ресурсы не на то. Не на тех.

Если бы вдруг у меня случилась амнезия и я забыл, в каком дерьме извалялся по ее милости, то эта нежность не вызвала бы у меня ни тени сомнения. Может быть, дело как раз в этом? Когда все слишком идеально, можно забываться и потерять бдительность.

— Твои спектакли заканчиваются через две недели? - Я знаю, уже навел справки - и у меня на руках есть копия ее контракта. - Можем слетать куда-то к морю. Или на тот остров.

Я имею ввиду место, куда приехал с кольцом и где у нас случился первый секс.

— Если ты хочешь, - отвечает она, не особо прыгая от радости. Даже в этом ее фальшь идеальна - она как будто точно знает, где притормозить, а где - ослабить, когда и что я хочу услышать, когда и что я слышать не_хочу.

— Пока не решил.

Отстраняюсь и, бросив взгляд на часы, собираюсь в офис. Есть бумаги на подпись и разговор к службе безопасности по поводу того, что часть моих сотрудников расслабила булки и начали приходить на работу с опозданием. На пять, а иногда и на десять минут, но никто почему-то не остается внеурочно, если только я не рявкну и не напомню, что уровень их зарплат в среднем в два раза выше, чем зарплата бюджетника с выслугой.

Ника, как и всегда, оправляет узел моего галстука, желает хорошего дня, но не провожает до двери.

Когда я приезжаю в офис, разнос устраиваю первым делом.

Выгоняю секретаршу, потому что мне надоело видеть ее убогий маникюр - я не для того столько ей плачу, чтобы смотреть на ее короткие ногти под прозрачным лаком, для этого у меня есть жена.

— Олег Викторович? - Начальник службы безопасности единственный человек во всей этой громадине небоскреба, которому можно входит после стука, не дожидаясь моего разрешения. Потому что обычно он не приходит с херней и знает, когда я занят, а когда меня лучше оставить в покое.

— Что? - Мое внимание привлекает пластиковый пакет в его руке.

— Только что принесли из доставки.

Киваю, чтобы открыл. На моей памяти никаких «сюрпризов» с посылками от ноунеймов не было, но на всякий случай всегда перестраховываюсь. Он срывает клейкую ленту, вытряхивает на ладонь несколько плотных листов бумаги.

— Что за… - бормочет этот здоровый мужик и даже меняется в лице.

Выхватываю листы, только через секунду соображая, что это просто фотографии, распечатанные в формате А4. Три снимка, на каждом из которых с разных ракурсов сфотографировано большое гранитное надгробие, с выбитой на нем фотографией.

Моей фотографией, блядь, под которой первая дата - это день, месяц и год моего рождения; а вторая, не считая четырех вопросительных знаков, заканчивается этим годом.

И все это - на свежем могильном холме.

— Я подниму ребят, - говорит эСБэшник. - Пробью, от кого пришло.

— Ага, - хмуро бросаю уже ему в спину и снова разглядываю идиотские фото.

Кто-то очень постарался, заплатил большие деньги, чтобы отгрохать такой памятник. Похоронил меня дорого-богато,