Русский Лондон - Сергей Романюк

Первый предмет, который явился глазам нашим, был самый предмет нашего путешествия и любопытства: Гриничская Госпиталь*, где признательная Англия осыпает цветами старость своих мореходцов, орудие величества и силы ея. Не многие Цари живут так великолепно, как Английские престарелые матрозы. Огромное здание состоит из двух замков, спереди разделенных красивою площадью, и назади соединяемых колоннадами и Губернаторским домом, за которым начинается большой парк. Седые старцы, опершись на балюстрад террасы, видят корабли, на всех парусах летящие по Темзе: что может быть для них приятнее? сколько воспоминаний для каждого? Так и они в свое время рассекали волны, с Ансоном, с Куком! – С другой стороны, плывущие на кораблях матрозы смотрят на Гриничь и думают: «там готово пристанище для нашей старости! Отечество благодарно; оно призрит и успокоит нас, когда мы в его служении истощим силы свои!»

Все внутренняя украшения дома имеют отношение к мореплаванию: у дверей глобусы, в куполе залы компас; здесь Эвр летит с востока и гонит с неба звезду утреннюю; тут Австер, окруженный тучами и молниями, льет воду; Зефир бросает цветы на землю; Борей, размахивая драконовыми крыльями, сыплет снег и град. Там Английской корабль, украшенный трофеями, и главнейшия реки Британии, отягченныя сокровищами; там изображения славнейших Астрономов, которые своими открытиями способствовали успехам Навигации. – Имена патриотов, давших деньги Вильгельму III на заведение Госпитали, вырезаны на стене золотыми буквами. Тут же представлен и сей любезный Англичанам Король, попирающий ногами самовластие и тиранство. Между многими другими, по большой части аллегорическими картинами, читаете надписи: Anglorum spes magna – salus publica – securitas publica («Главная надежда англичан – общественное благо – общественная безопасность»).

Каждый из нас должен был заплатить около рубля за свое любопытство; не больно давать деньги в пользу такого славного заведения. У всякого матроза, служащего на Королевских и купеческих кораблях, вычитают из жалованья 6 пенсов в месяц на содержание Госпитали; за то всякой матроз может быть там принят, естьли докажет, что он не в состоянии продолжать службы, или был ранен в сражении, или способствовал отнять у неприятеля корабль. Теперь их 2000 в Гриниче, и каждой получает в неделю 7 белых хлебов, 3 фунта говядины, 2 ф. баранины, 1 1/2 ф. сыру, столько же масла, гороху, и шиллинг на табак.

Я напомню вам слово, сказанное в Лондоне Петром Великим Вильгельму III, и достойное нашего Монарха. Король спросил, что Ему более всего полюбилось в Англии? Петр I отвечал: «то, что Госпиталь заслуженных матрозов похожа здесь на дворец, а дворец Вашего Величества похож на Госпиталь». – В Англии много хорошего; а всего лучше общественные заведения, которыя доказывают благодетельную мудрость Правления. Salus publica есть подлинно девиз его. Англичане должны любить свое отечество.

Гриничь сам по себе есть красивый городок; там родилась Елисавета. – Мы отобедали в кофейном доме, погуляли в парке, сели в лодку, поплыли, в 10 часов вечера вышли на берег и очутились в какомто волшебном месте!..

Вообразите бесконечныя алеи, целые леса, ярко освещенные огнями: галлереи, колоннады, павильйоны, альковы, украшенные живописыо и бюстами великих людей; среди густой зелени триумфальныя, пылающие арки, под которыми гремит оркестр; везде множество людей; везде столы для пиршества, убранные цветами и зеленью. Ослепленные глаза мои ищут мрака; я вхожу в узкую крытую алею, и мне говорят: вот гульбище Друидов! Иду далее; вижу, при свете луны и отдаленных огней, пустыню и рассеянные холмики, представляющие Римской стан; тут растут кипарисы и кедры. На одном пригорке сидит Мильтон – мраморный – и слушает музыку; далее – обелиск, Китайской сад; наконец нет уже дороги… Возвращаюсь к оркестру.

Естьли вы догадливы, то узнали, что я описываю вам славный Английской Воксал*, которому напрасно хотят подражать в других землях. Вот прекрасное, вечернее гульбище, достойное умного и богатого народа.

Оркестр играет по большой части любимыя народный пески; поют актеры и актрисы Лондонских Театров; а слушатели, в знак удовольствия, часто бросают им деньги.

Вдруг зазвонили в колокольчик, и все бросились к одному месту; я побежал вместе с другими, не зная, куда и за чем. Вдруг поднялся занавес, и мы увидели написанное огненными словами: Take care of your pockets! берегите карманы, (потому что Лондонские воры, которых довольно бывает и в Воксале, пользуются этою минутою). В то же время открылась прозрачная картина, представляющая сельскую сцену. «Хорошо! думал я: но не стоит того, чтобы бежать без памяти и давить людей».

Лондонской Воксал соединяет все состояния: тут бывают и знатные люди и лакеи, и лучшия Дамы и публичный женщины. Одни кажутся актерами, другие зрителями. – Я обходил все галлереи и осмотрел все картины, написанныя по большей части из Шекспировых Драм или из новейшей Английской Истории, Большая ротонда, где в ненастное время бывает музыка, убрана сверху до полу зеркалами; куда ни взглянешь, видишь себя в десяти живых портретах.

Часу в двенадцатом начались ужины в павильйонах, и в лесочке заиграли на рогах. Я от роду не видывал такого множества людей сидящих за столами – что имеет вид какого-то великолепного праздника. Мы сами выбрали себе павильйон; велели подать цыпленка, анчоусов, сыру, масла, бутылку Кларету, и заплатили рублей шесть.

Воксал в двух милях от Лондона, и летом бывает отворен всякой вечер; за вход платится копеек сорок. – Я на рассвете возвратился домой, будучи весьма доволен целым днем…

Лондон, Июля… 1790, Ранела

Нынешнюю ночь карета служила мне спалнею! – В 8 часов отправились мы Руские в Ранела пешком; не шли, а бежали, боясь опоздать; устали до смерти, потому что от моей улицы до Ранела конечно не менее пяти верст, и в десятом часу вошли в большую круглую залу, прекрасно освещенную, где гремела музыка. Тут в летние вечера собирается хорошее Лондонское общество, чтобы слушать музыку и гулять. В ротонде сделаны в два ряда ложи, где женщины и мущины садятся отдыхать, пить чай и смотреть на множество людей, которые вертятся в зале. Мы взглянули на собрание, на украшения залы, на высокой оркестр, и пошли в сад, где горел фейерверк; но любуясь им, чуть было не подвергнулись судьбе Семелеиной: искры осыпали нас с головы до ног. – Возвратясь в ротонду, я сел в ложе подле одного старика, который насвистывал разныя песни, как Стернов дядя Тоби, но впрочем не мешал мне молчать и смотреть на публику. Может быть действие свечь обманывало глаза мои: только мне казалось, что я никогда еще не видывал вместе столько красавиц и красавцев, как в Ранела; а вы согласитесь, что такое зрелище очень занимательно. К нещастью у меня страшно болела голова, и я во втором часу, оставив товарищей своих веселиться, пошел искать кареты; с трудом нашел, сел, велел везти себя в Оксфордскую улицу, и заснул. Просыпаюсь у своего дому – Вижу день – смотрю на часы: пять… и так я три часа ехал! Кучер сказал, что мы около двух стояли на одном месте, и что никак не льзя было проехать за множеством карет.

Лондон, Июля… 1790.

Нынешнее утро видел я в славном Британском Музеуме* множество древностей Египетских, Этруских, Римских, жертвенных орудий, Американских идолов, и проч. Мне показывали одну Египетскую глиняную ноздреватую чашу, которая имеет удивительное свойство: естьли налить ее водою, и вложить в которой нибудь из ея наружных поров салатное семя, то оно распустится и через несколько дней произведет траву. Я с любопытством рассматривал еще Лакриматории, или маленькие глиняные и стеклянные сосуды, в которые Римляне плакали на погребениях; но всего любопытнее был для меня оригинал Магны Харты, или славный договор Англичан с их Королем Иоанном, заключенный в XIII в., и служащий основанием их конституции. Спросите у Англичанина, в чем состоит ея главный выгоды? Он скажет, я живу, где хочу, уверен в том, что имею; не боюсь ничего, кроме законов. Разогните же Магну Харту: в ней Король утвердил клятвенно сии права для Англичан – и в какое время? когда все другие Европейские народы были еще погружены в мрачное варварство.