Оранжевый портрет с крапинками - Владислав Крапивин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А Нику смело под обрыв. Она успела зацепиться за скальный выступ. Владик и Максим ухватили ее за руки, выдернули наверх — откуда сила взялась!
— Уходим, сеньоры, не время отдыхать! — распорядился Охохито.
Крутыми тропинками среди расщелин искатели сокровищ спустились на прибрежную галечную полосу, там их ждала надувная лодка. С яхты радостно махали и что-то кричали. На ответы не было времени. Дружно столкнули лодку на воду. Попрыгали в нее. Помогли забраться Гоше, который перед этим забросил в лодку портфель (она охнула от тяжести). Налегли на весла.
— Как вы думаете, Драгенногер в самом деле хочет напасть на яхту? — нервно дыша, спросил Макарони.
— Едва ли он посмеет, — сказал дядюшка Юферс. — Здесь активное судоходство, он побоится на глазах у всех...
— На лагерь археологов напасть не побоялся, — печально напомнила Ника. — Когда похитил папу...
— Это было на пустынном побережье, — возразил Владик, хотя побаивался не меньше Макарони.
— Доберемся до «Кречета», там решим, что делать, сеньоры, — бодро сказал Охохито.
Добрались за минуту.
— Где вас носило? Клянусь дедушкой, мы чуть не сделались седыми... — Старпом Жора помог забраться на борт Нике и мальчишкам. А потом и Гоше, с его могучим портфелем.
— Что за взрывы там были? — спросил капитан Ставридкин, стараясь сохранять хладнокровие. — Проснулся вулкан?
— Не вулкан, а Драгенногер, капитан, — сумрачно ото-
звался Охохито. — Этот тип, о котором говорил Паганель, оказался вовсе не сказкой...
— И кажется, он собирается напасть на нас, — пряча в себе тихую панику, напомнил Макарони.
— Тогда меньше слов, больше дела, — решил капитан Ставридкин. — Подымаем паруса и выходим на маршрутную линию Византийска. Надеюсь, там никакие пираты к нам не сунутся... Охохито, Макарони, на фалы! Жора, на руль! Дядя Юферс, выбирай якорь, ребята, помогите ему... Пошевеливайтесь, а то ветер может закиснуть к вечеру...
Между тем напуганный Паганель (вернее, Поганель — так и будем его теперь называть) продолжал работать руками с такой скоростью, что движение его по-прежнему напоминало движение торпеды... И в конце концов он оказался у островка, похожего на Трех Котов, только поменьше. Здесь Поганель сбавил скорость. Потому что увидел приткнувшийся к скалам и почти неразличимый на их фоне катер с пулеметом на рубке.
Поганель подгреб, замахал руками.
— Эй! На линкоре! Это я, Вова Свистогонов! Помогите подняться!..
Несколько матросов уголовного вида помогли несчастному Вове Свистогонову забраться по спущенному штормтрапу на борт. При этом не выказывали ни уважения, ни сожалений по поводу измученного вида своего сообщника.
Поганель встал на палубе. С него текло.
— Где шеф? У меня важнейшая информация... про «Кречет»...
— Про «Кречет» шеф и без тебя все знает. А ты к нему лучше пока не суйся. И так задолбал его своими сообщениями, он велит утопить тебя, — посоветовал один из матросов.
— Я кушать хочу. Дайте сухарик...
Сжалились, дали мокрому Вове Свистогонову сухарик. Он присел на корточки у рубки.
— Что за отношение к человеку. Я навел вас на сокровище, а вы...
— Сиди и не пикай... сокровище... — сказали ему.
«Кречет» удалялся от острова Три Кота. Все собрались на корме и смотрели на зловещие скалы, похожие на торчащие кошачьи уши. Капитан сам стоял у руля.
— Ну, идите, разбирайтесь, что там за сокровище, — сказал он остальным. — Потом смените, посмотрю и я... — Ему, капитану, неприлично было оставлять дела даже ради самых удивительных находок. Судно и дисциплина прежде всего.
Все направились в кубрик. Владик заскочил на нос, отвязал от поручней зайца.
— Андрюшка, не сердись, что я не взял тебя на остров. Кто-то должен был охранять яхту...
Андрюшка не сердился.
— Сейчас увидишь кучу золота, — пообещал ему Владик.
В кубрике все собрались у стола. А Гоша даже забрался на стол. Готовился вывалить на него содержимое портфеля (только ему это было под силу).
Каждый замер в нетерпении.
— Гоша, давай, — выдохнул Владик.
Гоша расстегнул и взял портфель за нижние углы. Поднял. Поток желтого металла хлынул на пластик стола. У всех сделались восторженные лица. Сначала. А потом... потом все запереглядывались, снова уставились на желтую груду. Максим первый запустил в нее пальцы. Оглядел всех, хмыкнул:
— Я же говорил: будет привет от Васи. Это не золото. Это медные пуговицы...
Если бы по этой истории снимался фильм, у режиссера и оператора открылись бы широкие возможности продемонстрировать зрителям разочарование и уныние, воцарившееся на «Кречете». Можно было бы по очереди показать крупными планами скорбные лица всех персонажей, озвучить вздохи дядюшки Юферса, бормотание Гоши о том, что «это самое... оно, конечно, да... но все-таки нет...». И даже (на фоне мелодии какой-нибудь самой печальной морской песни) воспроизвести невольно возникшие у гнома-стихотворца строки:
— Вот именно! — воскликнул Владик. — Мы ведь все-таки живы! Значит, не все потеряно!
Надо сказать, что он в отличие от всех других (как и заяц Андрюшка — показать его крупным планом!) не поддался унынию. Пока остальные предавались печали, он разглядывал пуговицы и убеждался, что они не простые, не «нынешние», а, скорее всего, срезаны со старинных морских мундиров.
— Макс, погляди! Они всякие... старые, иностранные...
— Ну и что? Все равно не золото. Кто за них даст хотя бы пару долларов?
— Подождите-ка... — Владик запустил руки в портфель. — Может, там еще что-то есть... Ага! Вот! — И он вытащил на свет пухлую помятую тетрадь в потертой кожаной обложке.
— Еще один привет от Васи, — хмыкнул Максим.
— Клянусь дедушкой, если я поймаю этого Васю... — начал старпом Жора.
— Да подождите, дядя Жора, это не от Васи! Тут что-то написано на первом листе. Ой... слушайте...
И Владик, морща лоб и проникаясь нарастающим ощущением тайны (и стараясь, чтобы прониклись и остальные), прочитал:
— «Жизнеописание славного и знаменитого капитана Чарльза Роберта Румба, составленное на русском языке младшим штурманом бригантины «Лакартера» Василием Башмачкиным...»
Если бы там и в самом деле, был кинооператор, он обязательно снял бы эту пожухлую серо-желтую страницу с бледными чернильными буквами: