Гордость Карфагена - Дэвид Энтони Дарем
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Яростная оборона Нового Карфагена остудила пыл легионеров. Если бы не присутствие проконсула, римские солдаты отказались бы от своих намерений. Лишь некоторые из них верили, что город можно было завоевать подобным образом. Но план молодого командира оказался иным. Ни защитники города, ни нападавшие воины не знали, что с началом лобовой атаки несколько транспортных кораблей под командованием Лаэлия вошли во внутреннюю гавань. Судна максимально приблизились к нагромождению из скал и кораллов, которое отделяло бухту от открытого моря. Корабли покачивались над голубой бездной, однако прямо у бортов люди видели камни и дно, по которым они могли бы дойти до берега. Глубина на мелководье не превышала роста человека. Лаэлий прокричал приказ, но какое-то время солдаты не понимали, о чем их просили. За пару часов до этого им сказали, что они первыми войдут в осажденный город. Так почему их гнали в воду?
Когда корабли начали притираться к мели, капитаны добавили свои голоса к призывам Лаэлия и быстро смели солдат с широких палуб, так как скалы угрожали пробить днища и в одно мгновение утопить всех пассажиров. Только немногие из воинов умели плавать, поэтому остальным пришлось проявить немало мужества, чтобы прыгнуть за борт в тяжелой броне, погрузиться в воду между застывшими веслами и добраться до выступавших рифов. Они молотили руками по воде и вытягивали шеи. Кое-кто впал в панику, бросил оружие и принялся цепляться за ноги товарищей. Двум воинам не повезло: при качке корабля они выбрали неправильный момент для прыжка и не достигли мели. Их тела постепенно исчезли в глубине, проглоченные ровной синью. Дюжине воинов померещились челюсти какого-то морского зверя, поднявшегося из глубин и пожелавшего схватить их за ноги. Многие солдаты позже говорили, что самой трудной частью дня был первый час ожидания.
Чуть позже солдатам передали с кораблей длинные лестницы. Встревоженные воины недоумевали. Они не понимали смысла своей миссии. Офицеры ничего не говорили им. Отряд находился вдали от города. Его стены возвышались на некотором расстоянии за длинной полосой воды, слишком глубокой, чтобы ее можно было перейти вброд. Один из легионеров прошептал, что Публий загнал их сюда для подношения Посейдону. Он просто пошутил, но никто из солдат, услышавших его, не рассмеялся.
Когда ветер сменился, многим показалось, что в дело вступила божественная сила. Хлесткие порывы зефира швыряли соленые брызги в лица солдат, заставляя их отворачиваться и закрывать глаза. Прищурив веки, они бросали короткие взгляды на гавань и почти не верили тому, что происходило вокруг них. Начинался отлив. Он был настолько сильным, что им приходилось пригибаться, чтобы удерживать равновесие. Из-под воды появлялись скалы и округлые головы кораллов, украшенные полупрозрачными водорослями. Вскоре обнаженные полоски песка, блестевшие на солнце, показали солдатам путь к городу — проход, испятнанный лужами, в которых кишели крабы и мелкая рыба. Люди двинулись вперед, поскальзываясь в тине и падая — поначалу неуверенные в себе, но с каждым шагом убеждаясь в эффективности обходного маневра.
Лаэлий первым взобрался по лестнице на стену. Какое-то время он стоял и осматривал город. Им никто не противостоял. Их даже еще не заметили. Легионеры карабкались следом за ним. Они уже все поняли. Солдаты двигались в свирепом азарте, с жаждой мести, которую не чувствовали мгновением ранее.
Через час залитый кровью город был захвачен римской армией.
* * *
Шпионы информировали Ганнибала обо всех событиях, происходивших в залах Рима. Их донесения запаздывали на несколько недель, однако он был в курсе того, что римляне избрали новых консулов — Тиберия Гракха и Клавдия Марцелла. Марцелл считался опытным воином. Его уважали за неизменную точку зрения на военную стратегию. Многие называли Клавдия лучшим офицером в войне с африканцами. Однако Фабий Максим, получив еще большую власть после того, как его философия уклонения оказалась частично оправданной, не соглашался с данным выбором. Он укорял народ в ошибке и пытался очернить Марцелла. В своей доброте Фабий даже соглашался лично занять его место, чтобы вновь продолжить разумную тактику сохранения и защиты населения.
Он и составил план действий на следующий год. Легионами командовали генералы Тиберий Гракх, Клавдий Марцелл, Квин Криспин, Ливий Салинатор и Клавдий Нерон. Сенат удвоил военный налог и объявил призыв рекрутов. За несколько лет Рим планировал создать двадцать пять легионов. Римские лидеры пытались сделать воином каждого доступного мужчину. Они отговаривали подростков от игр в бабки и предлагали им вместо этого мечи и щиты. Возраст для призыва в армию снизился до семнадцати лет, но в новые легионы принимали и более юных. Город выкупил восемь тысяч рабов у прежних владельцев и определил их в публичное пользование. Людей вооружили и отправили на учебные полигоны. Из храмов и частных домов реквизировалось сувенирное и инкрустированное оружие прошлых войн. Эти украшения возвращались к первоначальному употреблению. Ничто в Риме уже не было прежним, рапортовали шпионы. Канны в один день изменили быт города.
Ганнибал слушал новости со смесью гордости и озабоченности. Он представлял себе восхищение отца, если бы тот узнал, что победа его сына заставила римлян дрожать. Такой и была его цель. С другой стороны, он не мог не удивляться стратегии Рима. Ганнибал надеялся, что они перейдут к переговорам или будут уклоняться от битв, как при Фабие. Но, к его изумлению, они начали собирать еще одну огромную армию. В принципе, он приветствовал этот вариант, однако его смущало, что римляне так быстро готовили солдат. Они намечали выставить против него сто двадцать пять тысяч новых воинов, взятых буквально из ниоткуда. Если им удастся выполнить свой план, то победы над их легионами окажутся не столь эффективными, как ему казалось ранее.
Откуда у них столько денег? Ганнибал не сомневался, что смерть десятков тысяч граждан значительно урезала богатства Рима. Уничтожение полей, припасов и ферм ставило меньшие народы на колени. Семьи без отцов и мужей не могли поддерживать сельское хозяйство. Их повседневная жизнь становилась жалкой. Ему докладывали, что бремя налогов, возложенное на римских союзников, выросло едва ли не