Две королевы - Джон Гай

Однако остальные фрагменты не дают никаких оснований связывать Марию с заговором. Первый фрагмент можно объяснить намерением увезти с собой Дарнли и поместить его под домашний арест. Второй фрагмент не мог быть написан в Глазго в январе 1567 г., поскольку фраза «с двумя фальшивыми семьями» указывает на Дарнли, который «связан» с Марией, и сестру Хантли, леди Джин Гордон, которая «связана» с Босуэллом. Но Хантли стал «фальшивым» только в конце апреля, и это означает, что данный отрывок — вставка.

Такие же сомнения вызывают четвертый, шестой и седьмой отрывки. Они, конечно, совершенно логичны, если позаимствованы из писем Марии к Босуэллу, написанных в конце апреля или в мае 1567 г. Эти слова могли быть написаны после ее отречения, или когда она ждала в Данбаре его возвращения из Эдинбурга, куда он отправился для того, чтобы убедить свою жену подать прошение о разводе, а Мария ссорилась с Хантли[83]. Они могли быть написаны после того, как она вернулась в Эдинбург вместе с Босуэллом, чтобы объявить о своем браке.

Шестой фрагмент предполагает, что Босуэлл нуждался в деньгах, возможно на выплату жалованья солдатам или на взятки, необходимые для получения развода. А поскольку шестой фрагмент предполагает, что Мария считала, что в период их разлуки Босуэлл находится в Эдинбурге, можно предположить, что письмо было написано на три месяца позже, чем утверждали лорды конфедерации. Мы уже показали, что Босуэлл выехал из Эдинбурга в Лиддесдейл вечером 24 января. Но он провел в Эдинбурге несколько дней в конце апреля, когда оформлял развод, и в это время Мария ссорилась с Хантли и нуждалась в поддержке.

Остаются третий и пятый фрагменты. О третьем трудно сказать что-то определенное. У Леннокса, отца Дарнли, пошла кровь носом. Что это означает? Очевидно, это какой-то знак. Именно это имела в виду Мария — если вопрос не вставка из другого письма. Но поскольку ответа на этот вопрос она не дает, намек вряд ли может служить доказательством заговора с целью убийства Дарнли.

Самой серьезной уликой всегда считался пятый фрагмент. Но это никакая не улика. Логично было бы предположить, что этот фрагмент доказывает намерение Марии отравить Дарнли в Крейгмилларе, но в версии лордов — она изложена в досье Бьюкенена, в распоряжении которого имелось письмо — даже не упоминается о таком обвинении.

Все обвинения лордов, как их сформулировал Бьюкенен, строились вовсе не на том, что Мария и Босуэлл собирались отравить Дарнли в Крейгмилларе. Они якобы планировали заманить его в Кирк-о-Филд и взорвать с помощью пороха. Вот почему так важно было добавить пункты: «О графе Босуэлле», «О жилище в Эдинбурге» — к памятке на последней странице письма; в противном случае эти подробности не были бы должным образом раскрыты.

Проблема с версией лордов состоит в том, что она становится слишком сложной для запоминания. Перегруженный подробностями рассказ неубедителен — в нем заговор громоздится на заговоре, и за всеми деталями трудно уследить. Главный аргумент против аутентичности пятого фрагмента заключается в том, что предложение отравить Дарнли в Крейгмилларе полностью противоречит главному обвинению Бьюкенена — что Мария и Босуэлл сговорились заманить Дарнли в Кирк-о-Филд до того, как Мария отправилась в Глазго за своим беспутным мужем. Если пятый фрагмент не подделка и действительно написан Марией, за него обязательно ухватились бы и сделали бы главным обвинением из всех, выдвинутых Бьюкененом. Самый разоблачительный фрагмент из двух «писем из Глазго» никак нельзя было не заметить. Тот факт, что его пропустили, может означить лишь то, что он просто не существовал в июне 1568 г., когда материал Бьюкенена отправили Сесилу. Его следует рассматривать как более позднюю, фальшивую вставку. Данный вывод подкрепляется еще и тем, что после составления досье Бьюкененом, но до того, как лорды предъявили окончательные обвинения Марии, они изменили свою версию. Добавилось еще одно обвинение, в попытке отравить Дарнли в Стирлинге после крестин принца Джеймса, в результате чего Дарнли стал жертвой «тяжкой болезни».

За два месяца до того, как «письма из ларца» наконец предъявили Елизавете и Сесилу, Морей привлек внимание Сесила к болезни Дарнли как к возможному «доказательству» пятого фрагмента. Этот ловкий трюк превращал сифилис Дарнли в попытку отравления. Но обвинение Морея неубедительно. Если пятый фрагмент не подделка, то Мария и Босуэлл намеревались отравить Дарнли после того, как она заманит мужа в Крейгмиллар, а не раньше, в Стирлинге, а поскольку Дарнли был уже болен, когда приехал в отцовский дом в Глазго, неудачная попытка отравления должна была состояться до его отъезда из Стирлинга. Невозможно объяснить, зачем в самый последний момент добавлять такое нелепое и неубедительное обвинение к другим обвинениям против Марии. Но промах лордов очевиден. Мы уже знаем, что во втором письме содержались вставки, связанные с Хантли и его сестрой: «Ваш фальшивый шурин» и «с двумя фальшивыми семьями». Последние пункты памятки — «О графе Босуэлле», «О жилище в Эдинбурге» — также выглядят подозрительно.

В отсутствие оригинальных рукописных страниц второго письма, в той форме, в которой они были представлены Елизавете и Сесилу, невозможно сделать окончательных выводов об этом необычном документе. Но все факты указывают в одном направлении. Приблизительно 1500–1800 слов письма, скорее всего, настоящие, даже при том, что строки о лечении Дарнли ртутью не могли быть адресованы Босуэллу. С другой стороны, 1000–1200 слов, по всей видимости, являются вставками из писем, которые Мария написала несколькими месяцами позже, или откровенными подделками.

Вероятно, большинство вставок взяты из настоящих (хотя и более поздних) писем. Это демонстрирует масштаб коварства Морея, поскольку Елизавету и Сесила было трудно провести. Они потребовали, чтобы в документах проверили почерк. Сесил всегда относился к ним с подозрительностью. После того как оригиналы писем были изучены, он потребовал показаний под присягой, подписанных Мореем, Мортоном и лордом Линдси, главными организаторами вынужденного отречения Марии, — в том, что письма принадлежат ей и «написаны ее рукой». Соответственно, до вынесения вердикта следовало сравнить эти письма с настоящими письмами от Марии к Елизавете, которые хранились в королевском архиве[84].

Лорды знали, что грубую подделку всучить не удастся. Чтобы доказать вину Марии, им требовались страницы из ее настоящих писем, которые можно соединить и подправить в некоторых местах, так, чтобы они подтверждали выдвинутые обвинения. Эта гипотеза также объясняет странные противоречия в содержании второго письма — старые и новые страницы соединили в один документ. Кроме того, она объясняет, почему самые подозрительные фрагменты относительно короткие. Если их вносили в пробелы на настоящих страницах, Морей мог быть уверен, что они останутся незамеченными. Все знали, что Мария пишет быстро и небрежно, а также не экономит и использует самую дорогую бумагу, которая пристала только королеве, и поэтому риск посчитали оправданным.

Два «письма из Глазго» были главными документами, представленными лордами конфедерации в качестве доказательства, что Мария замешана в убийстве Дарнли. Три из шести оставшихся «писем из ларца» — это любовные письма, причем два из них, как утверждалось, тоже имеют отношение к убийству Дарнли. Последние три письма якобы связаны с похищением Марии на мосту через Алмонд, предположительно в результате тайного сговора. Никакие рукописные копии или переводы утерянных оригиналов не позволяют установить настоящего автора, предполагаемого адресата или адресатов, а также дату написания писем. Все шесть писем вызывают не меньше вопросов, чем предлагают ответов.