Личное дело.Три дня и вся жизнь - Владимир Крючков

Так, шаг за шагом к лету 1991 года создалась ситуация, когда хаос и кризис в стране усиливались, углублялись, расширялись, а Горбачев, будучи облеченным огромной законодательной и исполнительной властью, не шел ни на какие меры, позволившие бы затормозить эти негативные процессы. Он был целиком и полностью поглощен проектом нового Союзного договора и увлек в эту область бесплодных ожиданий всю центральную власть.

Для всех, как с той, так и с другой стороны, было абсолютно ясно, что новый проект договора, разрушая Союз, ничего конструктивного взамен не предлагает. Если он будет подписан, то гибель Союза неотвратима. Чтобы попытаться спасти положение, требовались иные подходы.

Эти мысли витали в воздухе, они были очевидны для всех. Нужно было неординарное решение.

К августу 1991 года мы подошли с проектом Союзного договора, противоречащим и Конституции СССР, и итогам референдума о Союзе. Есть смысл поподробнее остановиться на проблеме Союза — теперь уже бывшего. Можно и нужно было поступиться многим — отказаться от жесткой централизации и всеобъемлющего планирования, однопартийной системы, предоставить реальные права и полномочия союзным республикам, решительно изменить соотношение властных, управленческих прерогатив между центром и местами, пойти на радикальные изменения в социально-политическом строе, в частности сделать крен в сторону рыночных отношений, предоставить право на жизнь всем формам собственности, осуществить в строго определенных рамках приватизацию и многое другое. Главный исторический итог развития нашего тысячелетнего Отечества — Союз, единое государство, подлежал сохранению во что бы то ни стало.

К сожалению, несчастье, обрушившееся на нашу страну, прошло весь путь до трагического финала и завершилось развалом совсем недавно мощного союза народов, проживавших на территории Советского государства.

Просматриваются разные точки зрения на распад Союза. Есть такие, кто однозначно одобряет подобный конец, считая, что покончено с империей угнетения, социальной и исторической несправедливостью, политическим диктатом, источником тоталитаризма. Таких меньшая часть. Другие исходят из того, что развал Союза — всего лишь этап на пути обновления союзной федерации, пройдет время, и Союз будет воссоздан еще более могучим, чем прежде. Думающих так оптимистов немного, большинство людей спустились с небес на грешную землю и стали реалистами.

За 70-летнюю историю Советского государства, да и в предшествующие периоды, все его районы и отдельные территории настолько переплелись между собой, срослись всевозможными нитями, что для них деление по национальному признаку стало противоестественным делом.

Для предотвращения нежелательного, губительного для Союза развития нам не хватало не так уж много — политической воли, терпимости, последовательности, принципиальности, короче говоря, четкой линии.

Конечно, со временем историки, будущие политики во многом разберутся, сделают соответствующие выводы. Грядущие поколения наверняка окажутся умнее и рациональнее и, возможно, поразятся, как мы легко позволили развалить Союз. Но к сожалению, Союз будет, несомненно, труднее воссоздать, чем развалить.

У руководства не хватило решимости опереться на мнение большинства советских людей, а у горбачевцев не было и желания! Возникает безответный вопрос: почему не выполнена воля большинства народов, высказанная на общесоюзном референдуме?

До самого последнего времени в России вообще не возникало вопроса о Союзе, единстве, территориальной целостности самой России, межнациональных границ в ее рамках. Идеи суверенитета, независимости, возможность самостоятельного развития России возникли не в глубине души народной, а были привнесены сверху, навязаны насильно.

Правда, Россия не была первопроходцем, она следовала за некоторыми другими союзными республиками, открывавшими «парад суверенитетов». Однако сила воздействия российского примера ни с чем не сравнима. Мало кто предполагал, что за разрушением союзной федерации последует кризис, развал федерации России.

Российской политике никогда в принципе не был свойствен геноцид. Не подходит это теперь и для нас. Следовательно, путь — в поиске решения, удовлетворяющего интересы всех групп населения, проживающих в одной местности. Одинаковые возможности и полное исключение дискриминации, экстремизма в словах и действиях.

Определение границ исключительно по национально-этническому принципу таит в себе много опасностей, но как сделать, чтобы это поняли и согласились с этим стороны, противостоящие друг другу? Вполне возможно, что в Советском Союзе не был найден оптимальный вариант решения национального вопроса по форме и существу, и нам еще предстоит сделать это.

Мне представляется единственно верное решение — это одинаковые гарантированные права для человека любой национальности, где бы он ни проживал. Человек — высшая ценность. Никакие национально-территориальные образования не могут служить источником ущемления личности.

Число самостоятельных национальных государств будет, надо полагать, расти, словно снежный ком. Подобный факт развития был просчитан американцами еще в 1989 году. По их прогнозам, пик распада или ослабления Союза и России, в частности, приходился где-то на рубеж нынешнего и следующего веков. Реальность внесла существенные коррективы в их расчеты. В Советском Союзе никто из политиков или ученых подобных прогнозов не делал: все внимание сосредоточивалось на критике, пересмотре, разрушении.

Комитет государственной безопасности бил тревогу. Он направил руководству страны не одну тревожную информацию по национальной проблеме. Ни одна из них не стала, к сожалению, предметом специального глубокого разбирательства.

Можно с большой долей уверенности предположить, что после создания самостоятельных национальных образований на пути их объединения серьезной преградой станут опять же субъективные факторы. Пришедшие к власти руководящие деятели и группы вряд ли пожелают распрощаться с приобретенными правами, властными и иными возможностями.

Как-то я принимал высокопоставленного американца (это было в начале 1991 года). Состоялся довольно откровенный разговор, в том числе и по национальной проблеме. Я поинтересовался его мнением на этот счет. Ответ показался мне примечательным со многих точек зрения. По его твердому убеждению, если бы в Соединенных Штатах Америки в период становления государства пошли советским путем, то Соединенных Штатов уже бы не было. «Нации растащили бы нас», — сказал он.

В истории США не раз возникали вопросы о создании замкнутых, как в Советском Союзе, национально-территориальных образований, но всякий раз такие решения не проходили из-за опасности, которую они таили в себе. Более того, в США даже постановка вопроса о возможном пересмотре границ штатов является составом преступления. Мои ссылки на различия американских и советских условий, на невозможность у нас иного подхода к национальной проблеме были выслушаны собеседником без какой-либо реакции и, по-моему, без понимания.

Для Советского государства в силу его масштабов, географического положения, богатства природными ресурсами внешняя политика всегда имела первостепеннейшее значение. Кажется, эту аксиому понимали все вновь приходившие к власти руководители. Но не всегда они отдавали себе отчет в том, что именно поэтому внешняя политика должна быть прежде всего независимой, исходить из собственных государственных интересов.