Почта святого Валентина - Михаил Нисенбаум

Елизавета Дмитриевна сердилась. Лето проходит, а сын сиднем сидит в Москве. Давным-давно надо было приехать в сад. Клубника уже сошла, осталось немного земляники, сливы в этом году не будет, малины много.

— Пришили там тебя к дивану или что? — говорила Елизавета Дмитриевна. — Приехал бы, сходил на пруд, искупался, почитал журналы, повалялся в гамаке. Сарай помог покрасить. Костер бы пожгли. Ну на выходные хотя бы можно выбраться? Чем ты там дышишь, чем питаешься? Генетически модифицированными продуктами. Скоро сам генетически модифицируешься.

— Мам! Я постараюсь!

— Ты бы лучше приехал, чем стараться. Дети малые на горшке стараются. Все, некогда мне с тобой болтать. Опоздаю на электричку. Приезжай!

«А вдруг кто-то еще позвонит?» — подумал Стемнин. Правда, в купоне он на сей раз указал и номер мобильного, но теперь вовсе не верил, что из этой затеи выйдет что-нибудь стоящее. Не верил, но все же оставлял приоткрытой дверку для судьбы, словно пытался ее подманить.

А не навестить ли Звонарева? Паша был единственным из друзей, кто последние годы безвылазно работал дома. Правда, так было не всегда.

После окончания университета Стемнин сменил место всего дважды. А Паша менял работу два-три раза в год. Он работал консьержем, сторожем на автостоянке, верстальщиком, охранником и швейцаром в грузинском ресторане «Батоно». Последние два года Звонарев конструировал сайты. В большинстве случаев это были сайты-близнецы, скроенные по одному образцу, хотя и посвященные самым разным областям: от теплых полов и подвесных потолков до ритуальных услуг и свиданий вслепую. Если бы все сайты, созданные Пашей, можно было окинуть одним взглядом, как город с колеса обозрения, вышел бы уходящий в бесконечность спальный район, состоящий из одинаковых домиков, которые различались бы только цветом да номерами.

Впрочем, в лентяе и халтурщике Звонареве трепетала артистическая жилка, так что рядом с аккуратно-однообразными творениями он кропотливо, не обращая внимания на вопли спешащих заказчиков, воздвигал то мавританский сайт-дворец для знакомств бисексуалов, то футуристическую архитектурную абракадабру для торговцев видеоплатами, то холм, изрытый загадочными норами. Общим во всех шедеврах Звонарева было чудовищное несоответствие сайта той сфере деятельности, которой он был посвящен. Сайт про вскармливание грудью он украшал нетесаными бревнами, страничка автошколы походила на свечную лавку.

Удивительно, но от заказчиков не было отбоя — то ли благодаря легкому характеру Звонарева и его прибауткам, то ли благодаря гармонии безвкусиц клиента и исполнителя. Возможно, дело было еще и в том, что диковатые эксклюзивы звонаревского дизайна запоминались мгновенно и навсегда. Так раз и навсегда запоминается увиденная в толпе сумасшедшая, одетая летом в сиреневое пальто с лисьим воротником и в кокетливую соломенную шляпку с искусственными незабудками.

Звонарев был дома один. Лина уехала в командировку в Прагу, и Павел дал себе отпуск, словно отправившись на неделю в беспорядочные времена студенческой вольницы. Брюки, шорты, гавайская рубаха, футболки в разнообразных позах обмякли на стульях и диване. Дорожка из разбросанных дисков вела от телевизора к кровати, точно метки мальчика-с-пальчик.

— Несчастный ты человек, Илья, — лениво сказал Звонарев, возвращаясь за компьютер. — Неухоженный и неприкаянный. Стакан воды тебе никто не подаст.

— Ты вон больно ухоженный. Жена за порог — ты и запаршивел. И что за радость такая в этом стакане воды, что про него столько разговоров? Подумать только, человек при смерти, а ему воды. Хоть бы «Буратино» предложили.

На Пашином столе буйно разрастался неподстриженный хаос: обертки от шоколадных батончиков, черешневые косточки и зубочистки, выдранные из журнала страницы, скрепки, линейка, крошки печенья и четки. Стемнин подумал, что четки в этом наборе точно лишние.

— Блаженствуешь, стало быть? — спросил он.

— Кто сказал? Каждую минуту исполняю желания покинувшей мя половины. Паво-Лины.

— Это как? Пожирая «сникерсы»?

— Главное желание покинувшей мя супруги — чтобы я был счастлив. Кофе будешь?

Кухонный стол тоже был заставлен чашками, бутылками из-под колы и перепачканными блюдцами. Остатки джема в банке — засохшие бурые сгустки по краям. Распечатанная плитка шоколада. Хлебные крошки. Пластинки парафина, срезанные с сыра. Звонарев загреб в объятия всю свалку и нежно перенес в раковину. Свалка издала недолгий разнозвучный грохот.

— Как там наш проект спасения человечества при помощи шариковой ручки? — спросил он, вытирая стол полотенцем.

— Человечество обречено. — Стемнин даже обрадовался, что Паша сам завел об этом разговор. — Шариковая ручка, как выяснилось, не панацея.

Он рассказал Звонареву про коварство Петра Назаровича, но вместо того, чтобы посочувствовать, Паша воодушевился:

— Ну ладно, он тебя кинул. О чем это говорит? О том, что хитрожопый старичок оценил твою работу на пять баллов.

— Какой своеобразный способ признания!

— Разуй глаза, чел. Если кто-то грабит банк, это верный признак того, что в банке есть деньги. Ты слышал когда-нибудь, чтобы грабили мусоропровод? Прикинь: «Вооруженное ограбление мусоропровода на Гайвороновской улице. Четверо в масках. В городе объявлен план „Перехват“». Такое возможно?

— Ну, теоретически…

— Такое невозможно в принципе. Воруют только то, что имеет ценность. Этот перчик на пенсии, как его?..

— Петр Назарович.

— Перец Назарович не заплатил и свалил, так? Он, говоришь, забрал у тебя письмо, правильно? Выходит, оно ему понравилось. Значит, все хорошо. Все, кроме одного: не надо щелкать клювом.

— Ты погоди, погоди! Я еще не все рассказал.

Рыхлую бурую пудру Паша выгребал из жестяной банки в высокий кофейник, не считая столовых ложек. Когда кофе вскипел и на кухне сделалось жарко, Стемнин вовсе повеселел. Рассказывая про Есению, он уже старался не драматизировать сюжет, а, напротив, изложить его подурашливей.

— Вообще для сумасшедшей эта мадам вела себя слишком спокойно. Даже как-то профессионально, что ли. «Позвони-и-и, в нашем разговоре будет всеооо»… Что-то в этом роде. Мне один знакомый говорил, что в этой службе трудятся разные пенсионерки. Старые актрисы, ветераны сцены…

— Зачем сразу «пенсионерки»? — возразил Звонарев. — Возможно, там высокая сексуальная девушка, просто курит… ну или от природы низкий голос. Как у Аманды Лир. Ноги от шеи.

— Знаю-знаю. Ноги от шеи, руки из жопы. Волшебная анатомия.

— Чудак-человек. Не знаешь, от чего отказался. Опять-таки оскорбил взрослую женщину. Возможно, мать. Плюнул в душу, растоптал девичью честь.

— Как же я мог растоптать девичью честь у взрослой женщины, возможно, матери? — удивился Стемнин.

— Как и в каждой женщине, Илья, в ней живет та хрупкая, ранимая и неуверенная в себе девочка, которую так легко обидеть. Поздравляю: тебе это удалось.