Грешник - Юлия Гауф

Пиз*ец! Трясет всего от этого внутреннего ора, и снова всему виной она.

Тогда ничего не вышло, и сейчас. Да и не хочу я этого больше. Люблю, но быть вместе не хочу, хватит с меня.

— Можешь обрадовать соседей, я съеду, но не сразу. У родителей деньги брать не хочу, в такси вот устроился, хотя права только получил. Вернее, купил, водить я давно умею. Ты в курсе, что в такси кого попало берут? — усмехнулся я. — Ремонт сделаю, продам квартиру, и куплю попроще. И вы все избавитесь от паршивой овцы в вашем идеальном стаде. Так и передай.

И уходи. Иначе я не смогу отпустить.

Меня все эти годы преследовало одно чувство, и имя ему — вина. И как бы я ни пыталась от нее отмахиваться, как бы ни пыталась убеждать себя, что Денис заслуженное наказание понес, я все время думала об этом.

Как он там?

Изменился ли в худшую сторону? Или исправился?

Жив ли вообще?

Каким вернется, если вернется?

Вернулся вот. Сидит передо мной, глазами полыхает. А я уже не боюсь, странно даже. Просто вина еще больше усилилась, хотя, казалось, что больше некуда.

— Тебе пора Саша. Иди уже к себе.

— Как грубо. Мог бы и поделикатнее меня прогнать, — заметила, ни капли не обидевшись.

— Мог бы, но, прости, хорошим манерам не обучен. Вот такое я хамло, — засмеялся Дэн, напомнив мне прежнего себя.

Он был веселым парнем, компанейским. Диковатым, конечно, но не злым. Его внимание и льстило, и досаждало, особенно из-за шуточек моих приятелей: надо же, мальчишка втюрился, смешно как!

Мне и было забавно. Уверяла и себя, и всех остальных, что придурь у Дениса пройдет, и найдет он себе девчонку своего возраста, а про взрослую тётю Сашу забудет.

А в итоге взрослой тёте Саше одиноко так, что волком выть хочется, а поговорить-то и не с кем. И уходить из этой убитой квартиры мне не хочется, хоть и гонит прочь.

— Можно я у тебя побуду? Фильм посмотрим, поговорим? Или, — замялась, подбирая слова, — тебе настолько неприятно рядом со мной находиться?

— А тебя дети дома не ждут? — после небольшой паузы уточнил Денис. — Если хочешь, оставайся.

— Нет у меня детей, ты ведь видел наши с Ильей фото. Нас на них двое, и… спасибо.

Дэн удивленно взглянул на меня, кивнул в сторону спальни, а я глупо покраснела. Хотя сама еще недавно бесстыже вешалась на него.

— Там диван, Саша, — пояснил парень, правильно поняв мое дурацкое состояние. — И ноутбук. Пойдем, если так хочешь смотреть фильм. На кухне у меня даже телевизора нет, как видишь.

Вижу.

Здесь вообще ничего нет.

Денис отнюдь не из бедной семьи, но квартира эта видала и лучшие времена. Мебели почти нет, потолок закопчен так, будто здесь пожар был. Да еще и вздулся от недавнего потопа. Боюсь представить, что происходит в спальне!

Боюсь представить, но послушно иду за Денисом. И первое, что вижу — боксерскую грушу ядрено-красного цвета. Висит посреди комнаты, выделяясь единственным ярким пятном, а все остальное до безобразия унылое: диван застелен клетчатым пледом, черный стул, и небольшая тумбочка, на которой стоит ноутбук.

Аскетизм тот еще.

— Ну и как тебе? Нравится у меня? — спросил парень, и не из вежливости, а с живым интересом.

И я честно ответила:

— Нет.

— А мне нравится. Особенно в сравнении… так, ладно, какой фильм хочешь посмотреть?

«Особенно в сравнении с исправительной колонией» — мысленно договорила я за него.

И снова эта проклятая вина, будто это я виновата!

— Давай «Убойные каникулы» посмотрим? Девочки давно советовали, а у меня руки не доходили.

Дэн кивнул, сел на диван, и поставил ноут на колени. Давненько я не чувствовала себя настолько глупо. Мне и хочется, чтобы он прогнал меня, и не хочется. Знаю, что едва домой вернусь, буду думать, думать, думать…

О том, почему не решаюсь родить.

О том, что Илья, быть может, в эту самую минуту трахает Наденьку.

О Денисе.

О нашем с ним поцелуе, и о том, чем он мог закончиться.

— Руки не доходили? И чем настолько важным ты занята? — этот вопрос он задал нейтральным тоном, но издевку я услышала.

— Я с детьми работаю, знаешь ли, а не по приемам и балам хожу, — проскрежетала я зубами. — В развивающем центре для детей с особыми потребностями работы всегда много, и она выматывает. Ты ведь ничего обо мне не знаешь, Денис, так и не спеши меня судить!

— Ты тоже обо мне ничего не знаешь, Саша. Но осудить успела, — устало, и, будто потеряв интерес к нашей беседе, ответил парень. — Давай лучше смотреть фильм. В тишине.

Я солгала.

Я смотрела этот фильм, и не единожды. А Денис вряд ли, и мне просто захотелось услышать, как он смеется. Захотелось поднять ему настроение, чтобы он поделился своими эмоциями.

Просто сидеть рядом, и душой отдыхать.

Это чертовски странно — отдыхать рядом с человеком, совершившим убийство. Я не должна чувствовать себя рядом с ним в безопасности, но, пожалуй, только с ним и чувствую. Не с подругами, напрягающими своими шутками и разговорами о моем разводе, не с семьей, поющей дифирамбы Илье.

А с ним.

С Денисом.

В темноте, которую разбивает лишь свет от ноутбука.

Так хорошо мне не было очень-очень давно, со времен юности, наверное. Когда я не была загружена работой, и не была глубоко и безнадежно замужем.

… - Саша, просыпайся. Идем, я провожу тебя, — Денис произнес это тихо, но я выскользнула из полудремы.

Мне уютно лежать к него на груди. Нравится слышать сердцебиение, тепло его тела, согревающее меня. А вот глаза открывать не хочется, и я упрямо, как маленькая, продолжаю делать вид, что сплю.

А Денис провел ладонью по моим волосам, лаская, и тихо рассмеялся:

— Я прекрасно знаю, что ты не спишь. Что на тебя нашло, Саша, ты все же решила остаться, и рассмотреть все мои татуировки?

— А сколько их у тебя? Или узнать можно лишь раздев тебя, а, Дэн? Что за государственная тайна, — я зевнула, но голову с его груди не убрала.

Мы так и продолжили полулежать на его колючем, но удобном диване. Он гораздо лучше огромной кровати в моей спальне — там и мебель, и белье, и украшения подобраны со вкусом, но тоскливо.

— Саш, я и сам не знаю, сколько у меня рисунков. С нами сидел один татуировщик, так ему охранники даже машинку выдавали, хотя это запрещено. И все у него били рисунки, даже начальство колонии, — вдруг поделился он со мной. — Я давно хотел тату, но отец не разрешал. А в колонии какой за мной пригляд?