Здравствуй, Даша! - Микола Адам

– Через полчаса на пустыре, – предложила Юля.

– Ты не придешь, – сомневался Коля Пиноккио.

– Вот и проверишь.

– Как я тебя узнаю? – наконец, заинтересовался Коля Пиноккио.

– Я красивая, не глупая. К тому же на пустыре, кроме меня, никого не будет.

– Зачем красивой и не глупой знакомиться с таким как я? – опять сомнения.

– Чтобы повысить твою самооценку, – прозвучал ответ. – Я жду. Время пошло.

Юля отключила телефон. Она дала Коле полчаса, потому что идти ему было далековато от Центра до новостроек, в конец города. Это ей – выбежать из подъезда и завернуть за угол дома. Однако усидеть в четырех стенах Юля не могла. Она пошла на пустырь к брошенным бетонным плитам, поставленным одна на одну. Их было пять. Юля забралась на пятую, самую верхнюю, села на край, свесив ноги.

Начинало темнеть. Сюда никто не ходил. Пустырь никого не привлекал. Здесь не спрячешься, в случае чего. Ветер продувал. Но Юля не боялась ветра. Она считала его другом, так же, как и звезды, потихоньку вспыхивающие в небесной дали. Только им девочка доверяла свои стихи, читала вслух, слушала себя и ветер. Звезды и ветер были преданы Юле, хранили все ее секреты и слезы.

Коля Пиноккио опаздывал. Юля посмотрела на часы. Полчаса давно истекли. Но ей не хотелось верить, что он не придет. Она продрогла, тело била дрожь. Ветер, чувствуя, что Юля нашла еще кого-то, ревновал. Стало темнее. Но Юля не уходила.

Она услышала его шаги раньше, чем осознала, что он пришел.

Коля Пиноккио поднялся на верхнюю плиту. Юля бросилась к нему на шею. Инстинктивно Коля обнял ее, прижимая к себе дрожащее, как замерзший котенок, тело.

– Это ты, – прошептала Юля, заглядывая в глаза юноше. – Я Юля, – представилась.

– Ты вся дрожишь, – произнес Коля Пиноккио.

– Так не отпускай меня, – попросила Юля. – Может, дрожать перестану.

– Зачем я тебе? – недоумевал Коля Пиноккио, потому что девочка в самом деле выглядела потрясающе, хоть и замерзше. – Что тебя, такую, и меня может связывать?

– А я тебе совсем не нравлюсь? – забеспокоилась Юля.

– Да нравишься, – ответил Коля, – в красоте-то я разбираюсь, но…

– У тебя кто-то есть? – помогала Юля.

– Вряд ли, – задумался Коля Пиноккио.

– Что тогда? – допытывалась Юля.

– Как-то странно все это, – не понимал Коля, что он делает на этом пустыре с жмущейся к нему несомненной красавицей.

– Ты боишься красивых девушек? – догадалась Юля. – Не бойся, – провела рукой по его щеке. – Они сами всего боятся. Давай дружить, – предложила. – Ты мне очень нравишься, – произнесла нежно. – Я все про тебя знаю. Не сильно болит? – спросила о разбитой губе.

– Да нет, – усмехнулся Коля.

Юля приподнялась на цыпочки, как раньше Павловская, чтобы чмокнуть Николая Михайловича в щечку, для того, чтобы поцеловать Колю в губы.

– Мягкие, – сказала после поцелуя. – Неуклюжие, – улыбнулась. – Давай встретимся завтра после уроков здесь же, – предложила.

– Давай, – согласился ошарашенный Коля Пиноккио. Он и подумать не мог, что понравится такой красивой девочке. А Юле он понравился. Она знала, что он хороший и порядочный. И нос у него не такой уж и длинный, как напридумывали. А то, что неумелый и трогательный в своем неумении, – так это замечательно. Будет чему учиться друг у друга.

– А сейчас иди домой, – попросила Юля вдруг только что пришедшего.

– Ты уверена? – уточнял Коля Пиноккио, правильно ли он понял.

– Да, – твердо ответила Юля. – Главное, что ты пришел. Значит, у нас все получится. До завтра.

Девочка выбралась из объятий мальчика, легко спустилась с бетонных плит на землю и побежала к дому.

ЭПИЗОД 11

Пьеса Екатерины Ткачевой «Здравствуй, Маша!» захватила Павловскую с первой страницы, хотя читать ее она не горела желанием. Посербав супчика с фрикадельками, приготовленного бабушкой, Таня открыла книжку на нужной странице и провалилась в текст, как в омут с головой, сама того не ожидая. Сорок страниц средним шрифтом проглотила на одном дыхании. Николай Михайлович знал, что предлагать. Не так-то просто заинетересовать современного подростка чтением, тем более чтением пьесы. Прикольно будет, если Николаю Михайловичу удастся поставить спектакль. Главная героиня, Маша, настоящий ежик, прямо как Дашка Белая, угадал Николай Михайлович. Только она должна играть Машу. Что-то есть в них общее. Обе бунтарки без причины. За ложной или, скорее, наигранной грубостью Маши скрывается ранимое и нежное существо, которое также как все, хочет любви, понимания и внимания. Шурка, вторая героиня, человек, у которого все это есть. Скрытый конфликт между ними на протяжении всего произведения заключается в том, чтобы и Машу и Шурку услышали и полюбили такими, какими они были наяву, а не в чьем-то воображении. Финал аж до слез пробирал. Шурка ждала своего парня, отлучилась на минутку помочь девочке, которая застряла на дереве, а слезть без посторонней помощи не могла. Маша вместо Шурки встретила ее парня и наговорила гадостей, не со зла, а потому, что тоже хотела парня. Когда Шурка вернулась, Маша целовалась с ним. Конечно, виноват парень. Зачем Шурке такой кобель, который целуется с первой встречной? Шурка, понятно, растеряна, обижена, потрясена предательством любимого человека, но, сдерживаясь, обращается к Маше и к своему парню словами Маши: «Как это у тебя? Не верь в любовь – не будет больно? А смешно!» Парень вырывается из Машиных объятий, стремится догнать убегающую Шурку. Оставшись одна, Маша плачет, говорит, что она не плохая, что тоже любит многое из того, что любит Шурка. Но ей никто никогда не говорил, как Шурке ее парень: «Здравствуй, Шура!». Никто и никогда. И тут появляется Шурка, окликает Машу и говорит ей: «Здравствуй, Маша!».

Дашке должно понравиться. Она же неизменная участница всех школьных мероприятий, связанных с художественной самодеятельностью. А Дом культуры это уже не школьный уровень с коротенькими сценками, здесь замах на полноценный спектакль. Николай Михайлович потом, если все получится, сто процентов, куда-нибудь дальше станет продвигать свою работу и работу актрис. Может, стоит попробовать? Но сначала нужно поговорить с Дашкой.

В школу Павловская пришла в новом образе. Решила последовать примеру подруги, только не так кардинально изменившись. За ночь много передумав, Таня все-таки решила согласиться на предложение Николая Михайловича и принять участие в постановке. Естественно, ей отведена роль Шурки, значит, нужно соответствовать героине. Вжиться в нее. Таня была светловолосой девочкой, но не настолько, насколько должна быть Шурка.

Она стала чуть ли не платиновой стереотипной блондинкой, одела школьную форму, еще мамину, бабушка нашла, с белыми манжетами, воротничком и белым фартуком. Волосы собрала в хвостики. А поскольку на улице похолодало – кожаное приталеное пальто со стоячим воротником одела поверх, на ноги натянула гетры. Нужно было как-то соответствовать Дашке, становиться антиподом, что ли. Как черное и белое, как тьма и свет. Не так запущено, конечно, не так масштабно. Словом, поддержать Дашку, чтобы она не чувствовала себя одним воином в поле. Бабушка с удовольствием провожала внучку в школу. Наконец-то девочка прозрела и красиво оделась, а главное, правильно, как настоящая школьница. Все бы последовали примеру Танечки, глядишь, и производство труда увеличилось бы. Больше дисциплины стало бы. Зачем отменили школьную форму, распоясались от вседозволенности? Сталина на них нет! Когда уже президент возьмется за правильное образование детей и их внешний вид?… Одно безобразие, как посмотришь на некоторых, даже смотреть срамно. А Танечка молодец, умница-внучка…