От Северского Донца до Одера. Бельгийский доброволец в составе валлонского легиона. 1942-1945 - Фернан Кайзергрубер

Вскоре после этого, однажды утром, в 11:00, за мной приехала военная санитарная машина и отвезла в госпиталь на аллее Короны. Мне отвели отдельную палату в изоляторе, который примыкал к задней части госпиталя, со стороны улицы Жана Пако. Помню, это заставило меня подумать, будто они что-то недоговаривают по поводу моего здоровья. На самом деле ничего такого не оказалось. Два или три дня спустя меня навестили немецкие солдаты, говорившие по-французски, по-фламандски и на брюссельском диалекте! Их привел бельгийский санитар. Уже 15 лет он жил в Эттербеке (одна из коммун Брюсселя. – Пер.). Ему за сорок, совершенно лысый, не выше метра шестидесяти. Он ухаживал за моей медсестрой, в которой метр восемьдесят росту и весу, должно быть, килограммов восемьдесят пять. Мы трое прекрасно ладили и веселились, когда собирались вместе.

Поскольку я быстро шел на поправку, то на ноги поднимался слишком рано и разгуливал по коридорам изолятора. Результат: на следующий день проснулся с больным горлом и возобновившейся лихорадкой. Какое безрассудство! К счастью, моя медсестра дала мне какое-то снадобье и настояла, чтобы я никому ничего не говорил, особенно врачам и другим сестрам. Я полоскал горло раствором перекиси водорода, повторяя процедуру каждые два-три часа. О чудо! За два дня все проходит. У нас тут маленький парикмахер из Брюсселя, очень изобретательный. Он собирал все обмылки, которые мы могли найти, а затем перепродавал нам же – после того как перетапливал их и отливал в обычные куски мыла.

Несколькими днями позже доктор решил, что я готов к выписке, и, примерно 20 марта, я отправился в отпуск по болезни в Арденнский замок. По ошибке меня, вместе с немецким товарищем, сначала направили в отель «Покс» в Сент-Юбере (городок в Арденнах, Бельгия. – Пер.). Новое отправление на поезде в Уйе (в Валлонии), откуда мы наконец добираемся до своего замка. Перспектива трех недель жизни в настоящем замке! Моя комната большая, как дортуар[15], но я в ней один. Однако у нее только размеры дортуара. Разумеется, невероятно роскошная, вся в бледно-голубых тонах, с удобной кроватью и элегантной мебелью. Кто из великих мира сего спал в этой постели до меня, простого солдата? Когда я просыпаюсь, ботинки и ремень уже начищены. Завтрак и другая еда подаются здесь в том же духе, как и все прочие услуги. Замок, который был частью сети европейских Гранд-отелей, существует в таком качестве с начала столетия. Немецкие власти лишь слегка изменили его убранство при помощи огромных настенных фресок, где раньше висели картины или гобелены. Сейчас еще зима, но погода не мешает прогулкам ни в лес, ни на экскурсии. Вместе с другими мы с моим другом Карлом отправляемся осмотреть королевский замок Сине, правда не заходя внутрь. Не знаю, возможно ли это вообще. Я обнаруживаю несколько вагонов бывшего королевского поезда и место остановки, предназначенное для этого поезда, и еще один замок, где жил бывший король Румынии, Кароль (Карл. – Пер.). Короче, мы осматриваем все интересное в ближайших окрестностях.

6 апреля мне сообщают о предстоящем отправлении небольшого контингента, который намерен соединиться с группой, отбывшей 10 марта. Я немедленно подаю рапорт о прерывании своего отпуска и поспешно возвращаюсь в военный госпиталь, чтобы забрать выписные документы, подтверждающие, что я пригоден для фронта, KF-Entlassunsschein. Доктор объявляет, что я пригоден к строевой службе, и выдает мне соответствующее разрешение, но только после того, как сообщает о разговоре с моим отцом, приходившим требовать, чтобы меня комиссовали. Доктор обещал ему поговорить со мной и комиссовать, если я буду согласен. Этот добрый человек делал то, что считал своим гуманитарным долгом, уважая при этом мой выбор, а я считал, что это только мое дело. Таким образом, совесть каждого из нас была чиста, но мой отец, несомненно, потерял покой, и я его хорошо понимал. А сейчас еще лучше, чем тогда.

9 апреля 1942 года я останавливаюсь в казармах Святого Жана на Ботаническом бульваре, а 10 апреля поезд мчит нас к Мезерицу (город в бывшей прусской провинции Позен (Познань), ныне Мендзыжеч, Польша). Сегодня начинается моя жизнь в качестве легионера.

У меня нет хронологических заметок о времени моего обучения, поэтому я поделюсь воспоминаниями, которые до сих пор живы во мне. Выехав из Брюсселя на поезде 10 апреля 1942 года, чтобы присоединиться к своим товарищам, отбывшими 10 марта, я рассчитывал, что достигну Мезерица 11 или 12 апреля, а затем уже Регенвюрмлагеря (буквально «Лагерь дождевого червя». – Пер.)[16].

После всех этих лет в моей памяти всплывают события того времени – некоторые отчетливо, некоторые смутно. Лагерь находился довольно далеко от города Мезериц, в слегка холмистой местности с сухой песчаной почвой, поросшей березами и хвойными лесами. Местность выглядела сильно пересеченной и крайне сложной для тренировок. При всем при том лагерь оказался вполне приемлемым, как и само его расположение. Двухэтажные здания имели все необходимые удобства продуманно построенных казарм, территория хорошо ухожена, с лужайками, цветочницами и кустарниками, а также большими деревьями.

Погода, все еще холодная в начале нашего прибытия, быстро переходит в весеннюю, и мы наслаждаемся теплом и солнцем. У нас замечательные инструкторы, строгие в учебное время и дружелюбные вне службы. Много раз они оказывают мне доверие и показывают фотографии своих семей. Один из них, у которого жена и две дочери, садовник-декоратор. Кажется, ему 32 года. Такое общение происходит обычно во время «перекуров», когда мы растягиваемся на траве или песке или прислоняемся к деревьям неподалеку от составленных в пирамиду винтовок.

За ранним подъемом следует быстрое бритье, затем построение в спортивной форме перед казармой. После чего мы трусцой бежим на спортивную площадку за пределами лагеря. Бежим через лес, заросли можжевельника и других колючих растений, которые то и дело царапают нас, несмотря на все предосторожности. Потом преодолеваем по чти трехметровое ограждение, окружающее лагерь и сделанное из наклонно установленных бревен. Спрыгивая с верхней точки, мы движемся все время бегом, к ровной площадке. Здесь мы можем на выбор спрыгивать в пустоту с края ямы для прыжков, толкать ядро, играть с мячом, прыгать в высоту или длину, играть в чехарду. Короче, не имеет значения, что мы делаем, лишь бы все время на бегу и ни минуты простоя. Через час, все так же трусцой, возвращаемся к казармам, иногда мимо озера, чтобы немного поплавать. Затем моемся, завтракаем и строимся для занятий. Днем нас обучают теории, чистке оружия и одежды, после чего следует проверка. Порой у нас бывают ночные занятия и длительные марш-броски, утомительные, но полезные для меня, для моего здоровья и пригодности к службе после плеврита.