Лед и вода, вода и лед - Майгулль Аксельссон

Инес глянула на Элси:

— Он не знает, что такое савойанг.

Элси подняла брови:

— Конечно не знает. Ведь это секретик.

— А особенно от мальчишек.

— Да, потому что мальчишки не понимают…

Готфрид наконец отпустил унитаз.

— Ой, смотри, — сказала Инес. — Он поставил толчок в гостиной.

— Может, это у них дома толчок стоит в гостиной…

Инес засмеялась:

— А плита в уборной!

— Что, правда? У вас толчок в гостиной, а плита в уборной?

Готфрид шмыгнул носом:

— Неправда. Но что такое саво… Что вы сказали.

— Секрет.

— Мы же сказали.

— Который мальчишкам знать нельзя.

— Особенно таким, у которых толчок стоит в гостиной…

Готфрид сперва глядел на них, разглядывая одинаковых сестер Хальгрен, сидящих на кровати прислонившись друг к другу белокурыми головами, — у Инес заколка справа, у Элси слева, — одетых в совершенно одинаковые белые блузки с круглым воротничком и мягкие мятые синие юбки. Потом поколебался, сравнивая свою силу с их и оценивая собственные шансы, когда вдруг Элси и Инес одновременно улыбнулись ему двумя зияюще-черными и довольно вредными улыбками. Молочные зубы выпали у обеих, естественно, одновременно. Готфрид сдался.

— Мама! — заревел он. — Мама!

И появилась мама, и стояла в дверях детской, улыбаясь своей робкой улыбкой. Из-за ее спины выглядывала расстроенная Лидия.

— Ну Готфрид! Что такое, Готфрид?

Готфрид лежал на полу и сучил ногами, еще сопливее, чем был.

— Они дуры! У них свои секретики!

Мама поставила его на ноги и, точно фокусник, выхватила платок из кармана платья.

— Еще бы у них не было секретов, — сказала она, вытирая ему нос. — Они же близнецы.

И в самом деле. Инес и Элси были близнецами, к тому же однояйцевыми близнецами, и этим объяснялось почти все. Посторонним соединяющая их связь казалась такой же загадочной, как их отъединенность от всех остальных. Все знали двойняшек Хальгрен, но никто не знал, кто из них Элси, и никто не узнавал Инес. Они почти всегда были вместе, а если пару раз разлучались и каждая вдруг оказывалась одна, то ощущала пустоту и одиночество. Улыбки взрослых гасли, взгляды равнодушно скользили мимо. Словно только то, что они двойняшки, укореняло их в мире и подтверждало факт их существования. Когда Лидия повела их в театр на рождественский спектакль, спустя всего несколько дней после того, как им исполнилось семь, то шорох пронесся по толпе других матерей, едва Инес и Элси сняли пальто и стали видны их платьица из голубой тафты — Ой! Какие прелестные девочки! — и девочки тут же схватились за руки, словно решив сделать образ еще более совершенным. А во время школьной переклички фрёкен Бергстрём улыбнулась им особенно тепло и тут же запомнила их имена, притом что в ее устах они звучали как одно — Инесиэлси! Заходите! Это не говоря уже о Фритцсоне из фруктовой лавки, который чуть не каждый полдень выглядывал оттуда и протирал глаза, когда они шли мимо из школы домой. — Ой! У меня, кажется, в глазах двоится! — и приглашал их внутрь, выбрать себе яблочко. Выбранное он клал на белый мрамор прилавка и резал пополам острым ножом и улыбался в ответ на их «спасибо» и глубокие приседания, снимая очки и протирая их фартуком. Не за что! Ему одно удовольствие. Маленькие девочки одним своим появлением вносят радость в такие вот унылые деньки, а если девочек целых двое, так, стало быть, и радости тоже!

Получалось, близнецы — это нечто особое, отдельное в буквальном смысле, отделенное от всего остального. В этом были свои преимущества. Когда другие первоклашки в первые осенние недели трусливо жались в раздевалке на перемене, Элси и Инес не раздумывая надевали пальто, сдвигали береты на затылки и выбегали на школьный двор. Чего им было бояться? Они единственные во всей школе близнецы, и скоро уже все прекрасно знали, даже семиклассники, эти мальчишки с землистыми лицами, большими коленками и шансами наконец устроиться рассыльным, кто такие двойняшки Хальгрен, хотя, разумеется, до разговоров о них не опускались никогда. В отличие от девчонок-семиклассниц, кажется, никогда не вынимавших рук из волос, будто рассчитывая устроить там волны и кудри с помощью одних только пальцев и силы воли. Эти присаживались на корточки перед Инес и Элси и, наклонив голову вбок, принимались сюсюкать. Ой, какие мы сладкие-плесладкие… Инес и Элси улыбались, показывая ямочки на щеках, отчего большие девчонки верещали уже на октаву выше. Ой, сладкие! И все они решили — Сульвей и Эбба, Эльса и Гунхильд, Сигне и Инга, — что когда вырастут, все заведут себе близнецов, сладких белокурых девочек-двойняшек с кудряшками и ямочками. В точности как близнецы Хальгрен.

Все замечали нас, подумала Элси и подняла чашку. И тем не менее…

Она забыла, что уже выпила кофе. Рука опустила чашку обратно на блюдце так стремительно, что раздалось легкое дребезжание. Вот теперь тело определилось с выбором, это было очевидно, оно подняло ее из-за стола и заставило потянуться за кителем, висящим на спинке стула. Правая рука коснулась макушки и удостоверилась, что фуражка сидит там, как положено, потом колени согнулись, а левая рука схватила чемодан. Ноги пошли в направлении стеклянных дверей, выходящих на Лайм-стрит.

Ага. Значит, она заночует в Ливерпуле. Но кем или чем было принято это решение, Элси по-прежнему понятия не имела.

Со своим белым фасадом и бархатно-алым нутром отель «Сторк» казался памятником некой иной эпохи, ее обломком, случайно застрявшим посреди наступившей новой эры. Тут, внутри, словно не существовало шестидесятых, тут ничего даже отдаленно не напоминало о поколении «Битлз» и «Мерси Бит». Приглушенный свет, отдающий желтизной, толстые ковры, которые поглощали звук, очень коротко стриженный швейцар в красной униформе козырял у входа, а за стойкой ожидал молодой портье в полосатых брюках, визитке и красной потертостью на шее от крахмального воротничка. Он чуть поклонился, подавая Элси ключ. Завтрак с семи до десяти, но если она желает что-нибудь прямо сейчас, то…

Но она ничего не желала. Кроме того, чтобы попасть наконец к себе в номер. Мальчик-швейцар подхватил ее чемодан прежде, чем она успела помешать ему — чемодан ведь такой тяжелый! — и поволок к лифту. Потом распахнул дверь и с преувеличенно учтивым поклоном пропустил ее вперед.

— Excuse те, madame, — произнес он, разглядывая ее униформу. — Are you in the Navy?[8]

Элси рассмеялась:

— Нет, я радистка. И не в военном флоте — на обычном торговом судне.

— Ага, — сказал мальчик. — Когда мне исполнится восемнадцать, я поступлю в мичманскую школу.