Ференц Лист - Мария Залесская

Детские воспоминания о сельской жизни глубоко запали в душу впечатлительного ребенка. Картины живописной венгерской природы, деревенские праздники, музыка, слышимая от цыган, часто проходивших через Доборьян, — всё это не могло оставить равнодушным будущего композитора.

Кстати, отметим, что с юности Ференц считал — и впоследствии только укрепился в этом мнении, — что именно цыганская музыка является настоящим венгерским фольклором, «душой венгерского народа». В свое время мы будем подробно говорить о печально знаменитой книге Листа «Цыгане и их музыка в Венгрии», снискавшей автору скандальную славу. Только ленивый не обвинял тогда Листа и в оскорблении венгерской нации, и в полной некомпетентности. И никому не пришло в голову, что, во-первых, истоки выводов, к которым пришел Лист, следует искать в его раннем детстве. Во-вторых, он никак не заслужил упреков в некомпетентности; вернее, заслужил не только он, но и большинство музыкантов, его современников. Настоящее изучение подлинной венгерской фольклорной музыки началось уже после смерти Листа, когда в 1894 году этнограф Бела Викар (Vikár, 1859–1945) организовал первую фольклорную экспедицию вглубь страны и начал запись народных мелодий с помощью фонографа. Венгерский композитор Золтан Кодай[55] последовал его примеру и в 1905 году собрал свыше 150 народных мелодий. Советский музыковед И. И. Мартынов, автор книги «Золтан Кодай», пояснял причины недостаточной изученности венгерского музыкального фольклора вплоть до рубежа XIX–XX столетий: «Напомним, что в течение четырех веков Венгрия находилась под иноземным игом — турецким, немецким и, дольше всего, австрийским. Еще раньше в стране насаждался латинский язык, что задерживало рост литературы и поэзии. Первые из дошедших до нас стихотворений, написанных на венгерском языке, относятся лишь к началу XVI столетия. Известный писатель и общественный деятель Иштван Сечен[ь]и считал, что латинский язык убил дух венгерской культуры еще в ее колыбели. Что касается крестьянской песни, то она звучала лишь в деревне и по существу не могла оказать влияния на развитие профессионального музыкального искусства. Более того — песня подвергалась гонениям со стороны духовенства и реакционного дворянства, и, в конце концов, память о ней стерлась даже в творческой среде. Этот процесс зашел так далеко, что в середине XIX столетия поэт Янош Арань с горечью писал: „Мы, венгры, не столь счастливый народ, чтобы иметь возможность гордо указывать на древние корни нашей литературы, на народный наивный, но всё-таки национально-самобытный эпос. Мы только понаслышке знаем о тех песнях, которые распевались за столами Арпада, Эндре и Матьяша, но мы не можем повторить ни одной строчки, не можем напеть ни одного звука этих песен“»[56].

Таким образом, даже если в глуши Доборьяна Лист и мог слышать в детстве подлинные народные мелодии, то они в любом случае потерялись для него в эффектных Цыганских мотивах. К тому же напевы цыган привлекали Листа эмоциональностью, игрой темпов, виртуозностью и «залихватской удалью». Можно сказать, что свою будущую любовь к цыганской музыке он впитал с молоком матери. И это не говорит о недостаточном художественном вкусе (в чем только Листа не пытались упрекать!) или «неуважении» к национальным корням. Это — дань воспоминаниям детства, дорогим каждому человеку. Для оторванного от родины Листа цыганская музыка действительно стала олицетворением всего венгерского; к тому же в Европе все многочисленные цыганские оркестры огульно объявлялись венгерскими, а возможности разобраться в тонкостях у Листа просто не было.

Итак, услышанная маленьким Ференцем на лоне деревенской природы цыганская музыка — а наслаждаться ею он мог часами — была первым толчком для пробуждения его собственного музыкального таланта. Что же касается общего образования, то единственным учителем мальчика стал немец Иоганн Рорер (Rohrer; 1783–1868). В большинстве биографических работ о Листе его называют деревенским капелланом и его занятия с маленьким Ференцем представляют в качестве несистематических частных уроков. Однако на деле Рорер никогда не был капелланом, а являлся школьным учителем. В 1805 году он обосновался в Доборьяне и открыл частную школу, в которой в общей сложности тогда обучалось 52 мальчика и 15 девочек[57]. Рорер преподавал в своей школе вплоть до 1866 года и закончил педагогическую карьеру за два года до смерти. Ференц посещал класс вместе с остальными учениками; никаких частных уроков Рорер ему не давал. Кстати, когда в феврале 1840 года после триумфальных концертов в Пеште Лист в ностальгическом настроении посетил Доборьян, то вспомнил о старом учителе и отблагодарил его щедрым денежным вознаграждением.

Конечно, один учитель не мог дать ученикам разностороннее образование. В детстве Ференц не имел ни малейшего понятия об истории, географии и естественных науках. По его собственному признанию, у Рорера он научился только читать, писать и считать. Дальнейшие знания ему пришлось получать исключительно самообразованием. Более того, ни о каких занятиях венгерским языком тогда не могло быть и речи. И дело тут не только в том, что сам учитель не знал его. Большинство населения страны предпочитало говорить по-немецки. Семья Адама Листа не являлась исключением. В детстве Франци, как ласково называли Ференца родители, писал и читал только «на языке Шиллера и Гёте». Впоследствии Лист будет всю жизнь сожалеть, что не владеет венгерским…

Что же касается музыки, то первым обнаружил у мальчика незаурядное дарование его отец. В дневнике Адама Листа есть запись, относящаяся к 1817 году. «Однажды, когда ему было шесть лет, я играл концерт cis-moll Риса[58]. Ференц, опершись на спинет (инструмент был подарен Адаму Листу еще в 1812 году богатым купцом. — М. З.), самозабвенно слушал музыку. Вечером, вернувшись из сада, он пропел главную тему концерта… Это было первым проявлением его таланта. Он настойчиво просил меня начать учить его музыке»[59].