Бог Ярости - Рина Кент

тебя не было на посвящении Язычников», потому что это выдало бы, что я там был. Хотя она дважды оборачивалась, так что могла и узнать меня, несмотря на маску.

В любом случае, я не напишу ей.

Мой язык любви — это защита тех, кого я люблю, в том числе и моей драгоценной сестры, от того бардака, который творится в моей жизни.

Так что я ни за что не стал бы добровольно рассказывать о том, что был там. Но я переписывался с ней и встречался, и, кажется, все было в порядке. Если не считать того факта, что Киллиан Карсон, другой член Язычников, опубликовал фотографию, на которой он целует ее — или, точнее, пожирает ее лицо.

Должен признаться, я был встревожен, а Лэн сошел с ума из-за этого. Киллиан, по случайному совпадению кузен Николая, не тот тип парня, с которым мы хотели бы видеть нашу сестру.

Но она заверила меня, что все в порядке и что она знает, что делает. Лэн определенно не послушал ее и заставил меня присоединиться к нему, когда пошел угрожать Киллиану и установить ему срок, в течение которого он должен бросить нашу сестру.

Конечно, мне пришлось извиниться от его имени, когда он нагрубил кузине Киллиана, Мие. Несмотря на то, что она сестра Николая, она совсем не похожа на него.

Она приняла извинения и пригласила меня на блинчики и поиграть в настольные игры.

Не Лэна. Меня.

Я очень не хотел идти к Язычникам, но Мия настояла, а мне хотелось увидеть Киллиана своими глазами, так что я согласился.

К счастью, Николая там не было, но Глин пришла с нами, и я видел, как она с тоской смотрела на Киллиана все это время.

После этого я, как ответственный брат, напомнил ей, чтобы она была осторожна и сообщила мне, если что-то случится. Однако, давая какие-либо советы, я всегда чувствую себя абсолютным мошенником.

Так что я оставил все как есть. С трудом.

И неохотно.

В любом случае, это не мое дело. Это был первый раз, когда я видел, как Глин упирается и категорически отказывается слушать приказы Лэна.

На мою спину обрушивается тяжесть, и я спотыкаюсь, когда оба AirPods выдергивают из моих ушей, а Николай стоит передо мной, дыша так же тяжело, как и я.

Нет, он задыхается, но вздымание и опускание его груди не идет ни в какое сравнение с бешеным стуком моего сердца о грудную клетку.

— В чем, черт возьми, твоя проблема? — я огрызаюсь, а потом прикусываю язык, потому что я не огрызаюсь.

Никогда.

— Я звал тебя по имени, но ты не слышал, — непринужденно сообщает он, как будто не является свидетелем моей временной потери контроля в эпических масштабах.

Я заталкиваю демона, взявшего надо мной верх, в самый темный угол моего сознания и протягиваю ладонь, чтобы он вернул мои AirPods.

Николай перебрасывает один из них в другую руку, затем сжимает мою ладонь в своей, его губы кривятся в безумной ухмылке.

— О, круто, ты помнишь! Приятно официально познакомиться с тобой, Брэндон. Или, погоди! Я нашел для тебя отличное прозвище. Цветок лотоса. Знаешь, потому что тебе удалось так красиво расцвести, будучи окруженным грязным болотом, которым является Лэндон. Разве это не чертовски поэтично?

Я на мгновение оказываюсь парализован, мои аккуратно уложенные мысли едва не опрокидывают меня в черную дыру головой вперед.

Но этого не происходит.

Потому что я контролирую ситуацию.

Я пытаюсь выдернуть свою руку из его более теплой, но он сжимает ее так крепко, словно пытаясь раздавить мои кости.

Его ухмылка расширяется, усиливая фактор жути.

— Тебе нравится? Твое новое прозвище? Нравится?

— Отпусти, — бормочу я между стиснутых зубов.

— Но почему? — он выглядит искренне озадаченным. — Это ты предложил мне пожать твою руку. Я прощаю тебя за то, что ты притворяешься, будто не помнишь о моем незабываемом присутствии.

— Тебе нужно обуздать свое эго.

Он смотрит на меня сверху вниз, а затем ухмыляется.

— Замечательно, спасибо, что сказал.

Я хочу ущипнуть себя за переносицу, но не могу, потому что этот ублюдок держит мою руку в заложниках, постепенно усиливая хватку. Хуже всего то, что, по-моему, он даже не замечает, что делает.

Больно, черт возьми, но я выкопаю себе яму и буду в ней гнить, прежде чем признаю это вслух.

— Моя рука, — говорю я совершенно безразличным тоном.

Он усиливает хватку.

— А что с ней?

— Отпусти ее.

— А это обязательно? Она такая мягкая и приятная.

Он снова сжимает руку, сминая пальцы, и мне приходится подавить проклятый… стон? Что за чертовщина?

Боль. Это всего лишь боль.

— Мне нужна моя рука, так что да, ты должен ее отпустить, Николай.

— Блять. Мне нравится, как ты произносишь мое имя. Хотя с этим горячим акцентом все будет звучать потрясающе, — блеск, который я так и не смог стереть из памяти, возвращается в глубину его суровых глаз.

Бирюзово-голубые. Наполненные острым… любопытством? Насилием?

С этим сумасшедшим придурком никогда нельзя знать наверняка.

Он — интенсивность на стероидах.

Элемент, который меня совершенно не интересует.

— Интересно, как бы ты произнес мое имя в других… более интимных обстоятельствах.

Я отдергиваю руку так внезапно, что у него не остается выбора, кроме как отпустить ее.

— Я же просил тебя держать свои гейские заигрывания подальше от меня. Я натурал.

— Хм… — он наклоняет голову в сторону, глаза, как у психа, пристально наблюдают за мной.

О чем думает такой ненормальный, как он? Кроме насилия, конечно. Слухи о том, что он избивает людей ради развлечения, — это все, что я слышал о нем до инициации.

Возможно, если бы я больше контактировал с реальным миром, а не притворялся, я бы узнал, что ему нравятся мужчины.

Хотя, очевидно, ему нравятся и женщины. Если верить… социальным сетям. Я не искал информацию о нем. Он каким-то образом попал на одну из фотографий, где был отмечен Реми.

Меня не интересует, куда он погружает свой член, пока он держит его подальше от меня.

— Мои наушники, — требую я, не совершая ошибки и не предлагая на этот раз свою руку.

— Тебе нравится говорить односложно и отдавать приказы, да?

— Отдай их.

— Наглый. Я же говорил, что мне это нравится.

— Не заставляй меня повторять или, да поможет мне Бог…

Он врывается в мое пространство так быстро, что я вздрагиваю и всем телом откидываюсь назад, чтобы он не коснулся меня.

Его маниакальный взгляд вырывается на поверхность, весь яркий и дестабилизирующий. Как смертоносный шторм.

— Что?