Долой возраст, к чёрту дом! - Тим Бауэршмидт

* * *

Я узнал о доверии, когда мне было три месяца. Тогда я впервые встретился со своими новыми родителями. Это случилось за девять дней до рождества 1957 года, но они уже получили свой подарок – меня.

Родители росли во времена Великой депрессии. Маминому отцу лишь иногда удавалось найти подработку в Толедо, штат Огайо, и он не мог обеспечивать семью. Когда я был ребенком, мама рассказывала нам с сестрой, как на ужин они делили пять тонких кусочков копченой колбасы на шестерых. Семья моего отца жила в Толедо и была ненамного богаче. Каждое лето его отсылали работать на ферму к тете, чтобы как-то облегчить финансовое положение семьи (у него не было отца, мама растила его в одиночку).

По крайней мере, живя на ферме, он лучше питался.

Когда началась Вторая мировая война, они оба добровольно отправились на фронт. Папа был служащим в корпусе армейской авиации, предшественнице ВВС, в Хикам-филде, штат Гавайи. Мама пошла за своим старшим братом, Ральфом, и вступила в ряды ВМФ. Ральф поступил на службу в 17 лет (он был несовершеннолетним), но мою маму дед не отпускал из дома, пока ей не исполнилось 20 лет. В итоге она записалась в женский спасательный батальон WAVES. После базового подготовительного курса в Нью-Йорке в вагоне холодного поезда она проехала через Канаду и направилась на юг Нью-Мексико, а затем на запад Калифорнии в военно-морской госпиталь Сан-Диего, где полтора года работала медсестрой. Она любила рассказывать всем, что ей быстро назначили международное жалованье, так как войска находились за пределами США. «С миру по нитке», – говорила она. Тогда в Тен-Слипе мне казалось, что она, издалека смотря на девочек, которые играли в футбол, просто не могла на них налюбоваться. Я думаю, что ее вера в силу женщины была столь же непоколебимой, как и семьдесят лет назад, когда она сама стала одной из первых женщин в рядах ВМФ.

После войны мамин брат и мой отец сдружились. Они вместе ходили выпить пива или ковырялись в гараже. Однажды вечером в баре Ральф познакомил маму с папой, а позже они поженились. В 1950-х годах, когда вся наша страна была полна веры в светлое будущее американской нации, мои родители узнали, что не могут иметь детей. В течение десяти лет они помогали католической благотворительной организации ухаживать за детьми, и тогда им разрешили усыновить одного из малышей.

Я узнал о том, что меня усыновили, когда мне было шесть лет (родители рассказали мне об этом). Я был уже достаточно взрослым, чтобы понять, что такое усыновление, но мне было все равно, являюсь ли я их биологическим сыном или нет, ведь они были единственными родителями, которых я знал.

Вскоре нам позвонили и сообщили, что у меня будет сестра. Сразу же после моего усыновления родители решили взять еще одного ребенка, но процесс сильно затянулся. Я помню, как зазвонил наш бежевый дисковый телефон. Мама попросила меня ответить на звонок. Я быстро передал громоздкую трубку, когда звонящий сказал, что хочет поговорить с ней. Она разговаривала таким взволнованным голосом, что я никак не мог дождаться окончания беседы и расспросить ее о том, что происходит. «На следующей неделе к нам приедет твоя сестра!» – закричала она. Я никогда еще не видел ее такой оживленной. Кроме того, я даже не знал, что у меня будет сестра.

Когда Стейси приехала, я был счастливей всех. Я вышел из школьного автобуса и побежал по тротуару к нашему скромному дому на улице Миддлбери. Я бежал вверх по ступеням, пока не оказался перед первой слева дверью. Здесь, в углу спальни около окна, я впервые увидел свою сестру в колыбельке. Она была маленькой, розовой как поросенок, а на ее голове практически не было волос.

Мама была домохозяйкой, она готовила, шила мне костюмы на Хэллоуин и обучала меня по карточкам с рисунками и цифрами. Папа нашел хорошую работу в региональном предприятии коммунального обслуживания. Нашу семью можно было с уверенностью отнести к среднему классу, что являлось большим достижением для человека, в два года потерявшего отца и закончившего только среднюю школу.

Папа был офисным работником, но иногда ему приходилось выходить в вечерние смены или праздничные дни. Бывало, он работал и днем, и ночью, и на следующий день – у него не было постоянного жесткого графика. Иногда я видел его только утром или перед сном. Я стоял под дверью спальни и слушал, как электрический вентилятор заглушает его храп. Я всегда хотел, чтобы он мог выйти на улицу и поиграть со мной в баскетбол или построить скворечник.

Возможно, именно поэтому я сблизился с мамой больше, чем с отцом. В конце концов, все свое время она посвящала мне. Вычитав в «Книге здравого смысла о детях и уходе за ребенком» доктора Бенджамина Спока, что нужно доверять своим инстинктам и быть уверенной в своих родительских способностях, она полностью следовала его советам. Воспитывая меня, она руководствовалась многими его принципами: порядок – это, конечно, хорошо, но детям не нужен строгий режим; не злитесь, если ваш ребенок дурачится; ваши идеи о правильном воспитании должны развиваться; детям нужна любовь.

И такой подход вовсе не сделал из меня эгоиста, который не уважает своих родителей, как утверждали некоторые из критиков доктора Спока. Я бы даже сказал, наоборот. Сейчас, смотря в прошлое, я вижу, что именно в тот момент у меня появился некий стержень, я научился быть независимым. Мама верила в то, что вырастит из меня достойного человека, а я верил в то, что благодаря ее усилиям стану этим самым достойным человеком. Ее уверенность научила меня доверять себе. Больше всего я надеюсь, что не разочаровал ее.

Возможно, этот подход сформировал также личность моей мамы. Книга доктора Спока вышла в 1946 году. В то время в США мнение врачей считалось авторитетным в вопросах медицины. После Второй мировой войны Спок заставил новоиспеченных родителей поверить в правильность своих решений. Возможно, именно этими принципами мама руководствовалась и теперь, отказавшись от терапии и сообщив докторам, что отправляется путешествовать.

Однако сейчас я был взрослым человеком. В течение многих лет нас с мамой разделяло время и расстояние, к тому же между нами нет биологической связи. Мой отец и моя сестра умерли. И для мамы я стал единственным кормильцем, человеком, который заботится о ней, решает денежные вопросы и защищает ее. Сможет ли моя пожилая, хрупкая и тяжелобольная мама положиться на меня и поверить в то, что в душе я искренне мечтаю о том, чтобы наше путешествие прошло для нее наилучшим образом? Доверяет ли она мне так же, как я когда-то доверял ей?

Я отказался иметь детей, потому что не хотел брать на себя такой ответственности. Засыпая каждую ночь, я думал бы лишь о том, что готовит мне следующий день: как любой родитель, я должен был бы ежедневно защищать своих детей и финансово поддерживать их. Эта мысль сводила меня с ума. Теперь же из-за маминого нынешнего положения мне пришлось пересмотреть свои взгляды. Мы поменялись ролями, сейчас ей нужно было полностью довериться мне.

* * *

Я продолжал везти маму к горячему ключу у ручья. Я наклонил коляску назад, чтобы перекатить ее через корень огромного дерева. Мама, вцепившись в ручки кресла, напрягла все свои мышцы, словно готовясь к чему-то ужасному.