Блеск презренного металла - Светлана Алешина

Я вымыла руки, перепачканные пылью и кровью, беззвучно шипя, обработала йодом разбитую коленку, а потом туго перетянула ее белоснежным бинтом. Ну и, конечно, некоторое время ушло на прическу и прочие необходимые мелочи.

Когда я вернулась в комнату, Андрей Петрович все еще стоял столбом, как посетитель в музее, и придирчиво разглядывал интерьер моей квартиры. О чем он думает, по его серьезному неулыбчивому лицу понять было трудно.

Кстати, при хорошем освещении выяснилось, что моему спасителю не менее сорока лет. Сначала мне показалось, что он гораздо моложе. Честно говоря, внешность Андрея Петровича меня немного разочаровала. На нем был старомодный темный костюм, кое-как повязанный тусклый галстук и разношенные, покрытые пылью башмаки. Но это еще полбеды. Во всем облике Старостина было что-то педантичное и, пожалуй, даже ограниченное — такое выражение лица часто можно встретить у педагогов со стажем. Если бы не богатырская фигура Андрея Петровича и не пылающий взгляд, его внешность можно было назвать даже неприятной.

Подумав об этом, я немедленно устыдилась — берусь судить человека, которому обязана здоровьем, если не жизнью! Мне даже показалось в какую-то минуту, что гость угадал мои мысли, и я поспешно сказала, улыбаясь изо всех сил:

— Что ж вы стоите, Андрей Петрович? Присаживайтесь, займите себя чем-нибудь. А я пока приготовлю ужин. Ничего особенного не предлагаю. Надеюсь, вы не против вчерашних котлет?

Старостин кивнул и неожиданно деловито сказал:

— Обстановка у вас приличная! Неплохо зарабатываете у себя в… в газете вашей? — он запнулся и бросил на меня быстрый и какой-то странный взгляд.

— Бывает по-всякому, — растерянно проговорила я. Что-то смутило меня в этом взгляде и этой мгновенной запинке.

Но Андрей Петрович уже улыбался открытой, немного застенчивой улыбкой.

— Простите, как вы сказали? Вчерашние котлеты? — с интересом переспросил он. — Я обожаю вчерашние котлеты! Особенно с жареной картошкой — просто слов нет!

— Вот и отлично, — сказала я. — Тогда вы пока тут развлекайтесь, а я пошла на кухню. Помогать мне не надо. Ненавижу, когда мужики трутся на кухне!

На самом деле мне было абсолютно наплевать на взаимоотношения сильного пола с кулинарным искусством. Мне просто нужно было побыть одной и пораскинуть мозгами.

Хочешь не хочешь, а годы работы в криминальном издании сформировали эти самые мозги совершенно определенным образом. Слишком часто мне и моим коллегам приходилось сталкиваться далеко не с самыми лучшими проявлениями человеческой натуры. Мы слишком хорошо знали, как может быть опасен и коварен самый заурядный на вид обыватель, какие зловещие сюрпризы может он преподнести. Люди упорно не желали жить по правилам и сверять свои дела с заветами классиков. Мы привыкли автоматически делать поправку на это печальное обстоятельство, то есть, попросту говоря, подозрительность стала нашей второй натурой. Конечно, это вовсе не повод для гордости, я просто пытаюсь объяснить, почему в ту минуту насторожилась.

Когда Старостин задал вопрос: «Неплохо зарабатываете у себя в…», мне показалось, что он уже готов был договорить «…в «Свидетеле». Андрей Петрович этого не сказал, но это как будто стоило ему некоторого усилия. Правда, в результате он все-таки сказал «в газете», но ведь я и об этом не успела сообщить ему — что работаю именно в газете!

Впрочем, и в этом не было ничего удивительного — профессию репортера люди в первую очередь связывают, конечно, с работой в газете, — но что означал тогда этот быстрый испытующий взгляд, который Старостин бросил на меня? Меня не покидало ощущение, что мой гость едва не проговорился, что он заранее знал, с кем имеет дело.

Если это так, то что это может значить? Я разогревала ужин, заваривала чай, а сама ломала голову над загадкой. Неужели я опять запустила в свои владения троянского коня? Получалось, что именно так. Не помогла и подозрительность, ставшая второй натурой.

Если мои опасения не беспочвенны, то этот Андрей Петрович отменный психолог. Он совершенно правильно рассчитал, как завоевать мои доверие и признательность: темная ночь, насильники, благородный защитник, и все это на фоне двухдневной нервотрепки, которая притупила мою бдительность. Разумеется, я опять клюнула, как и положено слабой женщине.

Но зачем это ему (или им) нужно? Откуда, как говорится, ветер дует? Неужели опять прокуратура? Но что им дает эта ситуация? Может быть, теперь меня собираются обвинить в моральном разложении? Дальше этого предположения моя фантазия не шла. Не прикончить же меня собрались, в самом деле!

Ну что ж, придется быть крайне осторожной и тщательно оберегать — если не жизнь, то уж честь непременно. Я пошарила взглядом по кухне, и на глаза мне попался длинный узкий нож, который я использовала для резки хлеба. У меня были ножи и поновее, и поизящнее, но я пользовалась именно этим, потому что он был изготовлен из настоящей стали и его можно было наточить до остроты бритвы.

Мне подумалось, что в сложившихся обстоятельствах будет нелишним держать этот нож под рукой. Если честно, подобная мысль меня смущала и казалась немного смешной — ведь я не могла быть уверенной, что не нафантазировала эту страшилку от начала и до конца. Но, с другой стороны, у меня больше не было желания попадать врасплох ни при каких обстоятельствах.

Может быть, было разумнее позвонить кому-нибудь, но я этого не сделала по двум причинам — во-первых, боялась оскорбить этим звонком Андрея Петровича — ведь он, возможно, абсолютно ни в чем не был виноват, а во-вторых, мне не хотелось беспокоить по каждому своему чиху коллег. В конце концов, у них есть и более интересные дела, чем утешать мою драгоценную персону. А вдруг из-за нервных стрессов у меня начинает формироваться самая настоящая паранойя, и мне теперь каждый день начнут мерещиться злодеи и заговоры?

В общем, я припомнила, чему меня совсем недавно учил мой спаситель — делай, что должно, и будь что будет, — и отправилась накрывать на стол. Единственное, что я себе позволила сверх этикета — это спрятала нож за рукав блузки. Жакет я снимать не стала, поэтому моя маленькая хитрость осталась незамеченной, но я каждую минуту боялась пораниться и оттого двигалась как стеклянная.

В мое отсутствие гость, кажется, так и не присел. Поставив в углу портфель, он с большим любопытством перемещался по комнате, разглядывая книжные полки, разбросанные на столе бумаги, газетные подшивки, дискеты для компьютера и репродукции на стенах. Если его целью было что-то слямзить, то он мог проделать это уже сто раз. Мне оставалось утешаться тем, что дома я обычно никаких серьезных материалов не хранила.

При моем появлении Старостин спохватился и поспешил принять у меня поднос, который я ему с удовольствием уступила, надеясь, что если он будет занят, то не заметит некоторых странностей в моем поведении. Сама же я исподволь неотрывно за Андреем Петровичем наблюдала, чтобы, не дай бог, не пропустить чего-нибудь подозрительного.

Но при личном контакте все мои сомнения развеялись как дым. Глядя на обстоятельного, старомодного Андрея Петровича, невозможно было представить, чтобы этот человек мог держать камень за пазухой. Он с таким восторгом и простодушием расхваливал вчерашние котлеты, так восхищался свежезаваренным чаем и шоколадным рулетом, что мне сделалось совестно за мою недоверчивость. Интересно, что бы подумал мой гость, если бы узнал о ноже, спрятанном у меня за рукавом? Наверное, был бы в шоке. Едва я об этом подумала, как меня начал душить неудержимый нервный смех.