Письмо не по адресу. Любовная горячка - Йоахим Фридрих

— Вау. В смысле, просто невероятно. А кто была эта «свистулька», из-за которой не состоялась свадьба? — спросила я.

— Твоя мать, разумеется! — ответила бабушка.

— Ой. И что дальше было с Камиллой?

Лицо бабушки потеряло всякое выражение:

— Камилла действительно настояла на возмещении ущерба и угрожала подать на нас в суд. Чтобы предотвратить ещё один скандал, я купила ей эту лабораторию, которую она так хотела, и в течение десяти лет выплачивала ежегодный апанаж[13].

— Неужели бывают такие люди, которым хочется иметь собственную лабораторию?

— Камилла — из семьи учёных. Её отца даже однажды номинировали на Нобелевскую премию. Он исследует человеческий интеллект в сопоставлении с интеллектом животных.

— Ему следовало бы начать это исследование со своей дочери!

— Что, прости?

— Нет-нет, всё в порядке, спасибо. Птифуры просто мечта, необыкновенно вкусно.

По пути домой я попыталась хоть как-то связать все эти сведения воедино, но ничего не вышло.

Может быть, Камилла слишком долго нюхала содержимое какой-нибудь пробирки и теперь не в состоянии вспомнить о своих свиньях. Или же она просто скромная и на редкость слабоумная особа.

Приветы,

МАКС

Отправитель: БерриБлу

Получатель: ПинкМаффин

Тема сообщения: Страдания любви в стране лагун

МАКС!

Может, то, что Камилла отрицает существование свиней, как-то связано с этой свадебной заварушкой? А у твоего отца действительно железные нервы. Честно! С другой стороны, я могу его понять. Если бы у меня был выбор между твоей мамой и Камиллой, то… Ладно, проехали. В любом случае история действительно впечатляющая! Кулхардт тоже так считает — хотя его полунамёков я так до конца и не понимаю.

Как только я прочёл твоё письмо и отскрёб последние остатки «Клёцек валькирии» со стен кафе, я пошёл к нему. Точнее говоря, не пошёл, а побежал со всех ног.

Взлетаю я, значит, запыхавшись, на нужный этаж, захожу и вижу Мильфину за письменным столом, который почти полностью заставлен стопками коробок с печеньем.

— Привет, Берри! — дружелюбно восклицает она. — Почему ты так тяжело дышишь? Тебе нужно больше заниматься спортом.

— Вы хотите всё это съесть? — перевожу разговор я, указывая на коробки с печеньем.

— Нет, просто навожу небольшой порядок в своих запасах. Сейчас я, например, сортирую кексы.

— Печенье, — поправляю я.

— Что?

— На языке кондитеров «кекс» — слово запретное. Это называется печеньем. То, что вы сейчас держите в руках, называется шахматным печеньем.

Мильфина смотрит на меня, высоко подняв брови.

— Спасибо за урок. Помоги мне лучше рассортировать. Сначала сложим отдельно кексы с шоколадом и без шоколада, потом по сроку годности, потом…

— Нет, спасибо. Кулхардт здесь? Мне нужно поговорить с ним!

— Кулхардт здесь. Здесь Кулхардт.

Я резко поворачиваюсь и лбом врезаюсь и его плечо. Твёрдое, как сталь! С ума сойти!

— Не надо так спешить, Берри Блу. В чём дело?

— Один из горилл Камиллы приходил сначала к нам, потом к МАКС. Хотел забрать свиней!

Мильфина поднимает голову от своих кексов.

— Горилла по имени Камилла?

— Нет! Один из её телохранителей, или охранников, или как там называют этих типов.

Кулхардт приподнимает одну бровь:

— И? Свиньи теперь у него?

— К счастью, нет! В кафе гориллу нокаутировала наша новая официантка, а в доме МАКС Готтхильф и Женевьева справились сами. МАКС полагает, что они — какие-то особые боевые свиньи или свиньи-телохранители. И знаете ли вы, что самое невероятное?

— Знаю ли я, что самое невероятное. Нет.

— Камилла отрицает, что свиньи вообще переступали порог её лаборатории. Отец МАКС хотел их выкупить. Но она утверждает, что не имеет понятия, о каких свиньях идёт речь!

Кулхардт смотрит на меня. Но на этот раз не хладнокровно, а скорее так, будто прекрасно понимает, о чём я говорю.

— Стало быть они всё ещё у МАКС, — произносит он. — Это хорошо.

— Почему?

— Почему. Я ведь уже объяснял, Берри Блу. Ты меня не слушаешь?

— Отнюдь. Вы говорили, что дело со свиньями ещё не закрыто.

— И не только. Дело это очень большое и серьёзное, очень серьёзное. Слишком серьёзное для тебя, Берри Блу.

— Что за дело?

— Что за дело. Спроси свиней.

— Свиней?

— Свиней.

— Но как же я буду их спрашивать? С тем же успехом можно спрашивать Липински!

— Нёфф.

Я снова резко поворачиваюсь и грозно кричу:

— Меня зовут Бонд! Джеймс Бонд!

Ты ведь помнишь: стоит ему услышать цитату из «Бондианы», и Липински передумывает писать на меня. Его задняя лапа сначала замирает в воздухе, потом он опускает её и вразвалочку направляется в сторону Мильфины.

— Что случилось, Липински?

— Нёфф.

— Как ты думаешь…

— Нёфф.

— Что это с ним? — обращаюсь я к Кулхардту.

— Что это с ним. Любовная тоска.

— Что-что?

— Нёфф.

— Не отрицай, старик, у тебя самая настоящая любовная тоска! — громко говорит Кулхардт. — С тех пор, как твою дорогу перебежала эта свинья.

— Готтхильф? — тихо уточняю я.

— Готтхильф. Забыл, как его имя.

— Нёфф! Нёфф! — заливается Липински, подходя к стопке коробок с печеньем, которую Мильфина поставила на пол, и вновь поднимает заднюю лапу.

— Манипенни![14] Приготовьтесь к диктовке! — рявкает Мильфина.

Липински опускает лапу, ковыляет к своему кабинету и захлопывает за собой дверь. Интересно, как именно он это делает.

— Бедный свин — в смысле, пёс, — говорю я. — Ему можно как-то помочь?