Естественный роман - Георги Господинов

…первое удовольствие от языка, от бормотания «Жив еще, жив он»[16]наизусть… первое знакомство с моим братом, светленьким ребенком, на два года младше меня, которого отдали на воспитание моей второй бабушке… первые вкривь и вкось выведенные буквы (с тех пор мой почерк особо не изменился) прямо на полях детских книжек стихов… первое эгоцентричное удовольствие от написания своего собственного имени… удовольствие от шоколада «Корова», нежного, молочного, длиной с локоть, как мне казалось тогда, потом он исчез… удовольствие от наших с братом первых длинных волос, его были светлее — по мне, так почти желтые, — нас называли битлами и думали, что мы девочки… стыдливое удовольствие, когда надо было доказать, что мы не девочки, — по команде отца «снимай штаны»… открытие пениса как источника удовольствий… первый чемпионат мира по футболу, 1978-го, в финале Аргентина выигрывает у Голландии, нечестно, пытаюсь разозлиться сильнее отца и почти плачу… первая влюбленность в двоюродную сестру… удовольствие от игры с ней в доктора… удовольствие от первой серьезной и единственной книги, которая была у бабушки и дедушки, — «Записки о болгарских восстаниях»[17], огромная, в твердом коричневом переплете без первых 60 страниц… удовольствие от сериала «На каждом километре» по телевизору, от фильмов об индейцах (гэдээровских), от Гойко Митича — «Дядя Гойко, дядя Гойко, он сзади!», 10 стотинок за детский билет, а потом целый месяц — Чингачгук, мое первое индейское имя — Быстроногий олень — после третьего места в школьном кроссе… удовольствие от первой «хулиганской» песенки:

Манго Джерри живет

с новой бабой своей.

Она делает завтрак,

а он ей — детей.

…первый блюз с одноклассницей под «Джеласи», первый поцелуй в щечку на дне рождения — во время игры в бутылочку, естественно в темноте, мы едва нашли друг друга… «Бони М», «Ирапшен», «АББА», вся команда клуба «Левски» сезона 1977/78… первый записанный сон — первый рассказ, кошмар про колодец, в котором исчезают мама, папа, мой младший брат, удовольствие и страх от записи этою сна… сны, в которых я обладал чудесной способностью превращать воду в лимонад, я еще не знал о чуде в Кане Галилейской… удовольствие от арбузов, черешни, бесконечных летних месяцев в деревне… первый болгарин в космосе (или это было позже)… тайное крещение (устроенное моей бабушкой без ведома мамы и папы, тогда партийных) в деревенской церкви, снова страх, удовольствие и чуть-чуть стыда оказаться без штанов перед священником… удовольствие от сладостей, пропитанных сиропом бисквитов, медовых трубочек с орехами, пирожных с розочкой… от «картин», гобелена с полулежащей пышнотелой женщиной, первой женщиной в моей жизни, расписанного изголовья кровати: озеро и лебеди, от календаря из «Женщины сегодня» со сборщицами яблок Владимира Димитрова-Майстора[18], крышки от коробок из-под шоколадных конфет с брезовскими пастухами Златю Бояджиева[19], «Мишками в лесу» Шишкина и «Девятым валом» Айвазовского — целый домашний Лувр… первая сигарета «Стюардесса», не уверен в удовольствии… первые едва заметные волоски внизу живота и другие мужские волнения… первый политический анекдот, подслушанный тогда, когда родители думали, что я сплю: «Что сделает наш Тошка[20], если Брежнев перднет? И ответ — обосрется…», я не выдержал, прыснул со смеху, после чего мама и папа поссорились и долго мне объясняли, что это никому нельзя рассказывать… удовольствие от первого гонорара за стихотворение, 1978 г., 4 лева и 25 стотинок, и простая арифметика, что для одного велосипеда «Балканче» достаточно 20 стихотворений…

Говорят, я влюблялся. Кто же не влюблялся…

Филодем, I в. до Р. Хр.

Все началось 4 мая 18.. года.

Вот одно из возможных начал романа середины XIX века. Я по-настоящему умиляюсь этой уверенности, с которой кто-то осмеливается назвать точную дату начала. 4 мая. Ни днем раньше, ни днем позже. Хорошо, а что же было 3 мая 18..? А 2-го? А в этот же день 17.. года?

Ну во-о-от, я узнал об этом 4 мая. Но и сейчас не берусь сказать, что это было — начало или конец. Моя жена вернулась с работы в восемь с чем-то. Шли новости. Она вошла прямо в куртке, не разуваясь. На улице моросил какой-то холодный майский дождь. Она села в кресло, обе кошки сразу запрыгнули к ней на колени, и произнесла эту фразу. Не очень громко, как будто только кошкам…

Много лет назад я впервые осмелился написать в письме к одной девочке то, на что никогда до этого не решался. Помню, что из-за исключительного характера письма я написал его, не знаю уж почему, зеленой ручкой. «Все может быть написано зеленым карандашом», — говорил Хармс. Я учился уже в старших классах гимназии и окончательно и бесповоротно решил, что эта девушка будет единственной женщиной в моей жизни. Долгая неделя лихорадочного ожидания. Когда я получил ответ, у меня не хватило духу тут же его прочитать. Я распечатал конверт лишь вечером следующего дня. В нем было одно-единственное предложение: «Я люблю тебя как брата и нечто больше». Я был смущен, растерян, я оказался не в силах истолковать подобные чувства, поэтому позвонил одной знакомой, которая, как мне казалось, была более опытной в этих вопросах. Она мне сказала что-то вроде того, что когда тебя любят как брата — это полная катастрофа, но вторая часть фразы — «и нечто больше» — давала серьезные надежды. Я схватился за это «и нечто больше» как утопающий за соломинку. Однако, развернув листок второй раз и внимательно вглядевшись в написанное, я обнаружил, о ужас… Я принял «ничего» за «нечто». Там было написано «и ничего больше». Никакого шанса. Помню, что в тот же час у меня заболело горло, поднялась температура и я почувствовал упадок сил. Три дня я не вставал с постели. Как писали в XIX веке — глубоко во мне что-то сломалось. И уже ничего после этого мне не казалось столь трагичным и важным.

…Нет, я и правда не могу припомнить какого-то настоящего удовольствия от этих лет. Где-то в 1986-м, очень поздно, уже в последнем классе гимназии, я впервые был с женщиной. Мы оба были абсолютно девственны. Я вспоминаю это как тяжелый физический труд, требующий огромной концентрации и самовнушения. Когда мы заметили несколько капель крови на простыне, девушка узрела их первой и с видимым удовольствием мне их продемонстрировала; явно и ей все это уже надоело, и тогда я понял, что у меня капает из носа. Кровь текла оттуда. С детства у меня были расширены капилляры, и каждый раз, когда я напрягался больше, чем обычно, из носа шла кровь. Девушка утверждала, что кровь была ее и что она уже не девственница, я лежал на спине, зажав нос двумя пальцами, и шмыгал. Я так и не понял, кто из нас был прав. Во всяком случае, не могу сказать, что это было лучше моего опыта с той пышногрудой женщиной с гобеленового коврика.