Из жизни читательницы - Елена Лобанова

— А что делать! — сокрушенно-радостно вздохнула мама. Руки ее привычно летали над чемоданом. — Позвонила Полина Георгиевна, говорит — сейчас горящие путевки, а летом не гарантирую! Поживешь сама три недели?

— Умру с голоду! — пообещала я.

Знакомая волна детской радости всплеснулась во мне.

Остаться одной! Не есть осточертевшую овсянку по утрам, и не смотреть программу «Время», и беспрепятственно читать хоть всю ночь, развалясь на диване в родительской комнате!

И вообще — не беда, что примерно в двадцать пятый раз — начать новую жизнь !

Тут даже разговор о писателях отодвинулся в сторону, и я не особенно расстроилась. Подумаешь, успею еще наговориться с Римусом и Людасиком!

В этот вечер обошлось без книг — на кровать я свалилась бесчувственным бревном. Пожалуй, многовато энергии ушло на знакомство с современным литературным процессом…

Но среди ночи я проснулась, как от толчка. Так бывает в ливень: вдруг разбудит шорох льющегося сверху потока, и первое чувство, еще в полусне, — страх. Что-то вроде атавизма со времен каменного века: не зальет ли родную пещеру?!

Однако сегодня никакого дождя не было. И в доме ни звука. Я лежала, старательно вслушиваясь. Что-то же должно было меня разбудить? И… напугать?

Кажется, тишина сегодня была какая-то не такая. Слишком полная, что ли… Чего-то в ней недоставало. Шелеста страниц? Папиного похрапывания? Внезапного скрипа родительской двери?

Похоже, родителей сегодня пушкой не разбудишь. Отдыхают по полной программе — готовятся к дороге. И небось уже видят во сне свой санаторий с любимым врачом Полиной Георгиевной.

Ну вот и замечательно! Можно наконец-то почитать без помех. Можно даже тихонько послушать магнитофон…

Но нет, не хочется. Мешает одна противная мысль…

Да, да, вот эта самая, которую я вечно гоню от себя.

Вообще-то наша война с нею уже имеет солидный стаж. Бывает, что я не пускаю эту вражескую мысль в сознание неделями; она же упорно и злорадно караулит свой час, и если уж войдет в голову, то — прощай покой и радость!

Мысль эта простая и незатейливая, как обух.

То есть облечь ее в слова — это как обухом по голове.

Я понятия не имею, для чего живу.

То есть теоретически мне известно, что жизнь — счастье и дается один раз, далее смотри по Островскому, «Как закалялась сталь». Но практически я вижу, что не только Римус и Людасик, но даже секретарша Анечка, даже двоечники-пятиклассники живут настоящей, полнокровной жизнью! И даже мои престарелые родители живут настоящее меня , и все, что не получилось у меня, у них сбылось — любовь, семья, карьера, друзья, воспоминания, и доныне они продолжают к чему-то стремиться, мечтать и строить планы…

Я же — почему бы не признаться хотя бы самой себе темной ночью? — умудрилась прожить свои сорок с лишним лет совершенно бесплодно! Не считая, разумеется, того, что к пятому десятку мне удалось приобрести килограммов пятнадцать лишнего веса, хронический конъюнктивит и репутацию посредственности в работе и неудачницы — в личной жизни. И впереди у меня…

Но тут я опомнилась и, судорожно нашарив лампу, щелкнула выключателем и стащила со стола первую попавшуюся книгу. Та раскрылась сама…

Я знаю, что мы никогда не будем вместе. Нет, не так: я знаю, что ЭТОГО не может быть, потому что ТАКОГО в мире не бывает. А бывает в мире — ложь, страх, предательство, болезнь. Или, может быть, ложь и страх — это тоже болезни?

В принципе и я сам часть этого мира, и по-другому жить не умею. А она? Неужели и она тоже? Возможно, возможно… Когда-то же и она ходит по магазинам и выбирает сапоги, или ругается с соседкой, или ищет балетные туфли. (У них эти туфли почему-то регулярно пропадают.)

Но вот когда начинается музыка… Когда гаснет свет и на сцене остается одна фигура в золотистом круге… Недавно понял: музыка и движение — это одно и то же. Движение — это музыка, а музыка — движение. И вместе они составляют шифр судьбы, тайный код, включатель-выключатель счастья, неведомый простым смертным…

И шифр несчастья тоже.

Уф-ф… Кажется, полегчало. Как будто услышала знакомый голос. Все-таки не я одна страдаю в этом мире…

А новую жизнь тем не менее пора начинать. Откладывать некуда!

И завтра же напомнить Римусу с Людасиком: когда еще собирались вместе ходить на аэробику!

Но ни завтра, ни послезавтра никому ничего напомнить не удалось. Римку спешно услали на какие-то курсы. А Людасик неизвестно почему не показывалась ни в библиотеке, ни в учительской.

Наконец я сама заглянула к ней в кабинет.

Она сидела за столом без всякого дела, глядя перед собой. Не читала, не проверяла тетради, не заполняла журнал — просто сидела, и все.

— Люд! Ты что? — удивилась я.

Людка посмотрела на меня без выражения, как будто не узнала. На столе перед ней лежала новенькая глянцевая книжечка. Я приблизилась, глянула на название. «Болезни почек и способы их лечения».

— Вот… Валерик… — сказала она никаким голосом.

Дети носились по классу, сшибая парты. Она не реагировала.

Я попятилась. Это была не Людасик.

В учительской выяснилось, что уже недели две она не проводит классные часы. В школу является под самый звонок. И, однако, дежурные завучи воздерживаются от замечаний, глянув ей в лицо. И неизвестно, что там такое она преподает на уроках, но в прочее время ее интересует строго одна тема: почки, мочеточники и почечные лоханки.

Теперь и я сообразила: пару раз она заглядывала в библиотеку, но не могла вспомнить зачем. Постоит, посмотрит очумело на книги — и назад!

Я ужаснулась. Значит, за эти дни Людка тихо выпала из нашего мира, как неосторожный пассажир с борта корабля, а мы, подруги, даже не заметили! И где она теперь?!

Я принялась тормошить ее.

— Людка, ты вчера интервью с пушкинской правнучкой смотрела? А «Первое сентября» читала, насчет единого экзамена?

Но она смотрела пустыми бесцветными глазами и качала головой.

— Лю-уд! Зайди в учительскую, глянь — там белорусский трикотаж привезли! Кофточки по триста, а костюмы можно в рассрочку с двух зарплат.

— …Обещают новые доски повесить, тройные! Коричневые и зеленые.

— …Людасик, у меня кактус расцвел! Зайдешь глянуть?

Она отворачивалась.

Пришлось стушеваться и отступить. Никудышный из меня утешитель! Оставалось только слушать ужасающие Людкины монологи, похожие на бред:

— Если что с ним — я не знаю… зачем все тогда… надо было бросить эту работу… мне Сережа давно говорил… упустила ребенка… как ты думаешь, среди года дадут без содержания? Говорят, где-то в Тимашевске есть один такой монах… целитель… главное, Валерика довезти…