Из жизни читательницы - Елена Лобанова

«Ведь вот бывают же такие люди, — размышляла я, — как эта дама в черном, — словно двери в другую жизнь! И как только сами-то они, интересно, умудряются попасть туда? По каким таинственным тропам, с какими волшебными словами?» (Так и слышу негодующий папин голос, если бы он вдруг подслушал мои мысли: «Размечталась! Готова, значит, предать профессию?! Красивой жизни захотелось! Я-то думал, ты серьезный человек…» По папиным понятиям, серьезный человек — это человек с непрерывным сорокалетним стажем и единственной записью в трудовой книжке.)

Но само собой, ни за кем следом я не вышла. Осталась, на радость папе, при своей профессии и при почетном звании серьезного человека. И в этом качестве не совсем грациозно вылезла из маршрутки и двинулась в сторону писательского союза. И мысли мои вернулись к реальности.

Некая тень беспокойства незаметно вползла в мой праздник души, и шаги сами собой укоротились.

Вдруг пришло в голову: пожалуй, надо было все-таки позвонить! Обозначить, как сейчас говорят, предмет будущего разговора. Ну с какой, спрашивается, стати являться незваной в писательский союз — здрасьте, я ваша тетя?!

А может быть, они вообще не каждый день работают? Вполне, вполне вероятно, что не каждый. Это же творческие люди, им главное — творить! То есть сидеть дома над листом бумаги в творческих муках. А собираются вместе они, может, раз в две недели или в месяц. Читают друг другу стихи и отрывки из романов… Подумать только! Стихи и отрывки! Из романов и пьес!! Из повестей, и эссе, и комедий, и фантастических рассказов!!!

И ноги опять неудержимо понесли меня чуть не вприпрыжку…

Дом творческих союзов на первый взгляд ничем издали не выделялся — так, двухэтажный особнячок без особого архитектурного полета. Но скромность была явно показная, притворная. От соседних строений он отличался примерно так же, как отличается кусок грубой ткани, обернутый гениальным кутюрье вокруг тела манекенщицы, от маскарадного костюма дикарки, изобретенного ученицей девятого класса.

Тем не менее, приблизившись, я несколько умерила шаг. Пригладила волосы. Поправила бусы. Отдышалась И достигла парадной двери почти что с достоинством.

И — замерла в горестном изумлении.

На ней было криво накарябано: «Ремонт!»

Только теперь в глаза мне бросились заляпанные известкой окна и грязные потеки на цоколе. И только теперь послышалось из-за угла противное царапанье и шлепанье, как будто что-то сбрасывали с крыши или соскабливали со стен. А из-за двери, из-за цветных стекол, тоже порядочно заляпанных, раздавался монотонный строительный стук.

— Женщина-а-а! С дороги, я грю-у-у! — завопил кто-то в самое ухо, и две фигуры в строительных робах, балансируя ведрами, проплыли мимо, чуть было не сметя меня с пути, и скрылись за углом.

Бессильная ярость охватила меня. Зачем нужно было судьбе так глумиться надо мной?! Да еще и коверкать лучший день недели — среду!

Я по-прежнему стояла перед входом, будто ожидая какого-то чуда. Будто надеялась, что сейчас судьба спохватится и исправит ошибку!

Тем временем стук из-за двери участился, словно в нее теперь что есть силы колотили пластмассовым пеналом. Я всмотрелась: за стеклом рисовался неясный силуэт. Какой-то человек явно делал мне знаки, тыча пальцем влево. Прогонял прочь? Как будто нет. Приглашал войти с другой стороны? Но зачем я ему понадобилась? Неужели кто-то все-таки позвонил и предупредил о моем приходе?

Я неуверенно двинулась в указанном направлении. Заглянула за угол. С этой стороны действительно имелась маленькая дверь, и в данный момент рабочие вытаскивали из нее стремянку. Я подождала, пока они с этим справятся, стараясь не вслушиваться в разговор (от рабочей лексики нервы у меня сразу сдают), и вошла.

В полутьме сначала было ничего не разглядеть. Но постепенно впереди различились: узкий коридорчик; тупичок под лестницей, заваленный ведрами, банками из-под краски и какими-то палками; сама лестница, довольно просторная, с массивными перилами и ковровой дорожкой посередине; широкое свободное пространство вестибюля перед ней и маленький столик в углу. А от этого столика направлялся ко мне маленький человек, делавший знаки, и на ходу, любезно улыбаясь, говорил с загадочной развязностью:

— Заждались, заждались вас! Уже раза три в офис звонили!

Я удивленно разглядывала его.

— Вы же насчет контракта? Фирма «Люкс-дизайн»? — улыбаясь еще любезнее, осведомился он.

— Нет-нет, я насчет Союза писателей! — развеяла я его заблуждение.

Человечек заметно разочаровался: тут же убрал предназначенную не мне улыбку, отвернулся и пошел обратно к столу.

— Это разве не здесь? — сердито крикнула я ему в спину.

— Переехали они. Уже с месяц, — буркнул он с отвратительным равнодушием. И, отвернувшись, уставился на парадную дверь.

— Как… а куда? Куда они переехали? — растерянно допытывалась я.

Он вяло помотал головой.

— Может, хотя бы телефон… не знаете? Да что же это такое!

Но человек уже целиком погрузился в ожидание своего контракта. Опустив подбородок на локти, он созерцал мутные дверные стекла. Медитировал!

Я посмотрела ему в затылок. (Папа утверждает, что иногда мой взгляд способен оставить ожог, как химическое оружие.) Но этот тип, очевидно, имел кожу со свойствами бронежилета.

Кипя от злости, я направилась к выходу. Меня раздражала даже ковровая дорожка, когда-то, очевидно, красная, а ныне пестреющая мешочными проплешинами и известковыми узорами. И что за таинственные контракты, интересно, здесь заключаются? И кто это, интересно, посмел выселить писателей отсюда? И неужто НАВСЕГДА?

— Девушка! Женщина! Подождите… — Я остановилась. Человек, прервав свою медитацию, нехотя сообщил: — Там кто-то из них вроде наверх пошел, вон ключа нет! Поднимитесь тогда на второй, в сороковую… Да, скажите, у меня дежурство до трех! Скажите — дверь закрою, сами потом пускай выбираются…

Последние слова догнали меня уже на втором этаже.

Здесь было даже еще темнее, чем в подлестничном коридоре. К тому же никаких номеров на дверях я не заметила.

Зато я услышала ГОЛОСА! Дверь в одну из комнат была открыта. Густые клубы табачного дыма выплывали в коридор. Держась за сердце, я на цыпочках подобралась к источнику никотинового зловония.

— Кости, кости, одни кости! А где же мясо? Голый сюжет, абсолютно голый! Это даже как-то, я не знаю… неприлично! — возмущался кто-то.

— Н-ничего подобного! Н-ни-че-го! Это просто телеграфный стиль. Мы не в девятнадцатом веке — але, проснитесь, сударь! — убеждал в ответ другой.

— Да невкусно это, пойми же ты, невкусно! — настаивал первый голос.

— Слушай, пойдем на угол, я тебе чизбургер куплю. Или даже бигмак, черт с тобой! Сожри и успокойся! — горячился второй.

— А может, порнушки добавить? Пару сценок. Кашу маслом не испортишь! — примирительно предложил новый голос.