Роковой выбор - Виктория Холт

– Почему ты должна потерять его? – воскликнула Генриетта. – Я люблю драгоценности, и это очень красивая вещь.

Сцена была готова. Миссис Беттертон суетилась вокруг нас, давая последние наставления:

– Не забывайте, леди Анна, побольше чувства. Помните, леди Генриетта, что Юпитер – старший из богов. Он спускается с Олимпа, чтобы добиться Калисто. А вы, леди Мэри, должны проявить больше решимости сопротивляться его ухаживаниям… как я вам показывала.

– Да, миссис Беттертон, да, миссис Беттертон, – отвечали мы, уверяя ее, что помним все, чему она нас учила.

Заиграла музыка, и пьеса началась. Все прошло прекрасно, не считая одного или двух маленьких недоразумений. Один раз Анна забыла слова, но из-за кулис раздался негромкий, но отчетливый голос миссис Беттертон. В какой-то момент Диана оказалась не на месте, но и это быстро исправили. Балет прошел превосходно. Джемми танцевал с Генриеттой Вентворт, и публике это, очевидно, понравилось, так как она с энтузиазмом аплодировала.

Сам король поздравил нас; он поцеловал Анну и меня, сказав что не знал о существовании в семье таких драматических талантов, на что все засмеялись и снова зааплодировали.

Все мы были счастливы, кроме бедной Маргарет Блейг, которая находилась в крайнем отчаянии, так как опасения ее оправдались, и она действительно потеряла бриллиант, который ей одолжила леди Фрэнсис.

Бедная Маргарет! Ей с самого начала не хотелось играть в пьесе. Ее убедили, что это ее долг, а теперь она потеряла чужой бриллиант и погрузилась в мрачное отчаяние.

– Не волнуйся, Маргарет, – сказала Анна своим обычным беспечным тоном. – Он найдется. Наверно, он упал на пол. Пусть поищут.

Я чувствовала, что Маргарет не успокоится, пока бриллиант не найдется и не будет возвращен леди Фрэнсис. Она с ужасом узнала, что он стоит восемьдесят фунтов. Мне было жаль ее. Тем более что одно время она состояла при моей маме, и мама была о ней очень высокого мнения.

Однажды она сказала:

– Маргарет Блейг действительно добродетельная девушка. Она глубоко религиозна и живет в соответствии со своими убеждениями. О многих этого не скажешь. Они посещают церковь, они напускают на себя благочестие, но в жизни они только притворяются добродетельными.

Я знала, что Маргарет считала выступление на сцене грехом, хотя и не могла в этом с ней согласиться. Бедная девушка, мало того, что ее вынудили делать то, чего она не хотела, так она еще потеряла чужой бриллиант. Надо же, чтобы это случилось именно с ней.

Бриллиант поискали, но не нашли. Любой мог поднять его и положить себе в карман. Кто бы это заметил?

– Восемьдесят фунтов, – стонала Маргарет. – У меня нет таких денег, чтобы заплатить леди Фрэнсис.

– Она их и не потребует, – утешила ее я.

– Но тем не менее я должна заплатить. Иначе она подумает, что я его украла.

– Никто не заподозрит в этом тебя.

– Найдутся такие, – настаивала Маргарет. – И как я могу быть счастлива, зная, что я потеряла такую ценную вещь?

Это правда. Если бриллиант не найдется, Маргарет будет всю жизнь помнить об этом.

Я постоянно о ней думала. Это происшествие омрачило вечер, который мог быть таким счастливым.

Отец заметил мою озабоченность. Он пришел к нам в полном восторге.

– Калисто! Нимфа! Мои умницы! Вы были восхитительны. Я так горжусь вами. Дэйвнант захочет взять вас к себе в труппу.

– Это миссис Беттертон помогла нам, – сказала Анна.

– Да, она великая актриса и прелестная женщина.

– Она заставляла нас повторять свои роли много раз, правда Мэри?

– Правда.

– Что тебя беспокоит, доченька? – спросил отец. – Что случилось? Ты не можешь скрыть от меня ничего, ты это знаешь. Скажи же мне.

– Бедная Маргарет Блейг.

– А в чем с ней дело?

– Она потеряла бриллиант леди Фрэнсис и теперь очень боится. Она вообще не хотела участвовать в пьесе и не хотела брать бриллиант.

Отец сделал легкую гримасу:

– Маленькая пуританка!

– Она очень хорошая и очень несчастна, потому что думает, что потеря бриллианта послана ей в наказание за то, что она приняла участие в представлении, тогда как она знала, что не должна была этого делать.

– Эти пуритане просто наказание иногда… как мы это знаем по опыту. Скажи ей, чтобы она не беспокоилась. Бриллиант, несомненно, найдется. А если не найдется… значит, не найдется.

– Она говорит, что должна заплатить за него, а она не может, потому что небогата.

– И это волнует мою добросердечную девочку?

– Она мне нравится. Она очень хорошенькая, а сейчас выглядит такой печальной.

– И ты не можешь быть счастлива и наслаждаться своим успехом, пока бедная Маргарет горюет.

Он понял, он всегда меня понимал.

– Я не хочу видеть мою дочь печальной в такой день. Я тебе скажу, что я сделаю. Я дам восемьдесят фунтов, чтобы Маргарет отдала их леди Фрэнсис, и конец делу. Ну как?

Я смотрела на него с обожанием. Он был самый лучший и самый добрый человек в мире.

– Ну теперь, когда дело улажено, ты счастлива? – спросил он.

– Я счастлива тем, что у меня самый замечательный отец в мире.

* * *

Анне так понравилось представление, что ей хотелось устраивать их еще и еще. Она так полюбила миссис Беттертон, что хотела удержать ее при дворе. Конечно, ее желаниям пошли навстречу и решили поставить еще одну пьесу с большой ролью для Анны. Нам всем доставляло удовольствие видеть ее энтузиазм. Добродушная и спокойная, она редко возбуждалась, и было странно видеть, с какой энергией она работала над своей ролью. Пьеса называлась «Митридат», и Анна должна была играть роль Семандры.

Мистера Беттертона тоже пригласили ко двору, и он теперь обучал молодых мужчин.

Анна проведала про мою страсть к Фрэнсис Эпсли. Она знала о нашей переписке и об Орелии и Клорине. Она повела себя, как это было ей свойственно; она решила, что и у нее должна быть страстная дружба с кем-то. У меня была Фрэнсис, и, поскольку, по мнению Анны, лучший выбор был невозможен, она тоже решила взять ее себе в подруги.

Сентиментальная дружба и писание писем были тогда в моде. Этому предавались многие молодые женщины.

Увлечение Анны моей Фрэнсис никак не влияло на ее привязанность к Саре Дженнингс, так же как и на мою к Анне Трелони. Они были наши верные подруги, нашими повседневными подругами. А Фрэнсис! Фрэнсис Эпсли была для нас идеальным существом, богиней, перед которой мы преклонялись.

Я часто размышляю теперь, что думала Фрэнсис о наших излияниях. Когда я вспоминаю страстные слова в моих письмах, я улыбаюсь своей наивности. Тогда мне не приходило в голову, что другим такие отношения могли показаться довольно странными.