Война упущенных возможностей - Макс Гофман

Первоначальному операционному плану графа Шлиф-фена не суждено было осуществиться. Шлиффен предполагал совершенно ослабить левое крыло германского боевого порядка, а в случае французской атаки оттянуть это крыло на линию Мец – Страсбург и на укрепленные позиции Верхнего Рейна.

Изменил ли граф Шлиффен впоследствии сам как-либо свой план, внесены ли были изменения при его преемнике, и притом когда, – этого я не знаю. Об этом могли бы дать сведения только генералы Штейн и Людендорф, бывшие в свое время начальниками отделения, ведавшего сосредоточением и развертыванием войск.

Можно, во всяком случае, установить, что усиление левого германского крыла предпринято было по следующим соображениям. В начале наступления скопление крупных сил на правом германском крыле должно было наткнуться на затруднения. Если не затрагивать нейтралитета Голландии, то было бы затруднительно двигать вперед несколько армий одну за другой. Лишь после захвата Льежа и расширения плацдарма в Бельгии можно бы было во второй и третьей линиях пустить вперед эшелонированные армии. Если бы таким образом решено было с самого начала позади правого крыла продвигать уступами еще две армии, то могло оказаться, что эти войска остались бы в бездействии в первые дни похода. Отсюда легко можно было прийти к решению направить сначала часть предназначенных для правого крыла войск на левое (также и по соображениям равномерного использования всех железнодорожных линий).

Можно было предполагать, что французы в первые дни войны сделают попытку ворваться в подлежащие освобождению провинции Эльзас и Лотарингию. Первоначальный при этом успех, несомненно, очень бы поднял настроение во Франции и французском войске. Если бы этому можно было помешать, не спутывая собственных наступательных планов и развертывания войск, то попытка в этом направлении была бы целесообразна. Вполне возможно было сначала направить в Эльзас-Лотарингию часть предназначенных для правого крыла войск, отбить французское наступление, а затем вновь немедленно посадить войска в вагоны и направить их к месту их прямого назначения, то есть в район наступления правого крыла.

Как выше было сказано, мне осталось неизвестным, была ли при этом по-прежнему принята в соображение идея Шлиффена об ослаблении левого крыла германских армий или нет. Судя по поведению германского Верховного командования, идея эта была оставлена, так как крупные силы левого крыла были там надолго задержаны, 6-й и 7-й армиям разрешено было продолжать битву в Лотарингии с переходом в наступление, и одобрена была попытка прорвать французское укрепление линии на Верхнем Мозеле. Это, несомненно, являлось сознательным отступлением от первоначального шлиффеновского плана.

Шлиффен ожидал решения от наступления сильного правого крыла при условии обхода линии французских крепостей. Если бы граф Шлиффен считал прорыв французских крепостей на Мозеле столь же легким делом, как это, судя по книге генерала Таппена «До Марны в 1914 году», считал штаб 6-й армии, то он, наверное, в таком случае представил бы кайзеру иной план операций и избег бы нарушения нейтралитета Бельгии.

Если бы решились придерживаться плана Шлиффена, то, безусловно, следовало бы снять часть сил с левого крыла – лишь только для передвижений их оказалось бы достаточно места – и перебросить их по железной дороге и походным порядком за правое крыло, чтобы следовать за ним уступами. В течение операции только правое крыло действительно находилось под угрозой; от него же зависела развязка.

Основная истина военного искусства гласит, что никогда в решающий момент лишних сил не бывает. Однако Верховное командование не только не подтянуло к правому крылу никаких подкреплений, но, напротив, взяло от него те два корпуса, которые были посланы в Восточную Пруссию 8-й армии, без всякой просьбы с ее стороны.

Если генерал Таппен утверждает, что сведения, полученные Верховным командованием до 25-го числа об успехах всех армий, вызвали уверенность в том, что генеральное сражение на западе уже закончилось успехом для германских войск, то это утверждение представляется непонятным. Пусть армии сообщали преувеличенные данные о достигнутых успехах (это вещь обычная и естественная), но малое число пленных и добычи и состояние путей отступления неприятеля, нигде не являвших следов беспорядочного отхода, – эти признаки должны бы были Верховное командование кое-чему научить. Если в качестве извинения приводится, что само командование расположено было слишком далеко позади и питалось лишь скудными донесениями отдельных армий, то это ведь только его собственная вина. Оно должно было своевременно устроить главный штаб позади правого крыла – если не в полном составе, то хотя бы одно оперативное отделение – и поддерживать постоянную связь при посредстве посылаемых на автомобилях офицеров не только с командующими армиями, но, при случае, и с командирами корпусов. Верховное командование имело ведь достаточно в своем распоряжении офицеров и автомобилей.

Остается затем непонятным, что подполковник Хентш не получил письменного приказа для выполнения своего поручения, которое оказало столь решительное влияние на судьбу германских армий. Неужели у Верховного командования не нашлось десяти минут, нужных опытному офицеру Генерального штаба для изготовления такого приказа? В остальном посылка Хентша достаточно выяснена в работе поручика Мюллер-Лебница, но интересен также поставленный Мюллер-Лебницем вопрос о том, не должны ли были генералы Клюк и Куль уклониться от выполнения приказа подполковника Хентша и обратиться к правильно ими намеченному плану атаки 1-й армией. Если бы они это сделали, они, может быть, стали бы национальными героями Германии в эту войну.

Совокупность означенных ошибок и упущений Верховного командования привела к неудаче на Марне. Назначенному на место заболевшего генерала Мольтке Фалькенгайну пришлось решать, как вести после неудачи на западе операции германских армий.

Правильным было решение прежде всего достигнуть устойчивого положения на всем фронте. Однако надо было затем разрешить вопрос в целом, как дальше вести кампанию. Я думаю, что была еще возможность вновь вернуться к первоначальному шлиффеновскому плану: перевести с левого крыла на правое десять корпусов и с ними еще раз решительно перейти в наступление. Если бы при этом левое крыло оказалось временно в несколько тяжелом положении, если бы даже значительные части Эльзас-Лотарингии благодаря этому, может быть, временно попали бы в руки французов, то с этим нужно было бы примириться, и к тому же это обстоятельство могло бы, может быть, оказать довольно хорошее влияние на настроение народонаселения.

Генерал Людендорф рассказывал мне в августе 1916 года в Брест-Литовске, что тогдашний начальник военных сообщений генерал Тренер предлагал подробный план генералу Фалькенгайну и представил проект переброски шести корпусов с левого крыла на правое. План этот был, однако, отвергнут.

Таким образом, Верховное командование нового состава отказалось окончательно от выполнения шлиффеновского плана. Но почему же, собственно говоря, граф Шлиффен пришел к мысли обратиться с главной массой войск на запад и искать там развязки? Прежде всего, конечно, потому, что там сразу же, в первые дни войны, он имел бы дело с развернувшейся французской армией, вынужденной принять бой и не имевшей возможности от этого боя уклониться. Для большого германского наступления на востоке в первые недели войны вообще не оказалось бы никакого объекта. Мобилизация и развертывание должны были протекать там гораздо медленнее; первые сосредоточенные на границе русские войска могли бы без особого ущерба для общего положения легко уйти от германского натиска в бесконечные пространства русской империи.