Милашка - Джен Сакс

После периода тщательного наблюдения за жертвой я обычно приступаю к анализу полученной информации и вырабатываю конкретную программу устранения. Это, как правило, не отнимает много времени, но требует огромного интеллектуального напряжения. По сути, на этом строится стратегия выполнения заказа, предопределяющая исход операции. Малейшая ошибка на этом этапе может оказаться роковой для исполнителя. Другими словами, после наблюдения я выбираю место, время и способ устранения клиента, учитывая, разумеется, пожелания заказчика.

Особое значение имеет фактор внезапности. Конечно, многие мои клиенты, что называется, печенкой ощущали опасность и предпринимали все возможные меры предосторожности, но никогда не подозревали меня лично. Они шарахались от прохожих в темных переулках, впадали в панику от неожиданного звонка в дверь и вообще старались пореже бывать на людях, но их это не спасало. Им и в голову не приходило, что смерть поджидает их не в темном подъезде или дворе, а в самой простой тарелке с вкусной парной телятиной. Для этого мне приходилось использовать актерское мастерство и проникать в самые потаенные и труднодоступные места, но в конце концов я всегда добивался цели. Правда, при этом я всегда старался сделать так, чтобы не пострадали невинные люди. Если человек упал замертво в ресторане, то подозрение не должно было пасть на шеф-повара или кого-нибудь из обслуживающего персонала. К сожалению, не могу сказать, что всегда получалось именно так. В нашем деле, как и в любом другом, бывают издержки, с которыми приходится мириться.

И наконец, последнее. Я никогда не переживаю из-за смерти моего клиента. К счастью, большинство моих прежних клиентов не заслуживали ни сочувствия, ни жалости, но такое бывает далеко не всегда. Иногда приходится убирать человека, вина которого мне не очевидна, но таковы законы бизнеса. Были в моей многолетней практике, конечно, и очень трудные дела, однако я всегда анализировал собственные ошибки в подготовке операции и никогда не сожалел о случившемся. Словом, для меня вопрос стоял следующим образом: либо я убиваю его, либо он меня. Как на войне. Это помогало избавиться от избыточных переживаний. Просто своеобразная игра на выбывание, интеллектуальное соперничество, где главной наградой была жизнь. И приз этот надо было заслужить. Его нельзя было купить или получить по наследству. Только личное мужество, интеллектуальное превосходство и госпожа удача. Ясное понимание цели и соответствующий метод ее достижения — такова была моя профессиональная философия, мое кредо, которым я никогда и ни с кем не делился.

Человек, сидевший справа, начал действовать мне на нервы. Все чаще казалось, что он разглядывает меня, и я никак не могла отделаться от этого неприятного чувства. Может быть, я ошибалась, но чутье никогда не подводило меня раньше. Его голова была слегка наклонена в нашу сторону, на лице сохранялось такое выражение, словно он прислушивался к нашему разговору. Мы с подругами обменивались впечатлениями от всей этой суматохи и не говорили ничего такого, что могло бы заинтересовать незнакомца. Мы вообще ничем не отличались от остальной публики, за исключением, может быть, того, что с большим интересом следили за происходящим в зале.

Огромный зал репертуарного кинотеатра был забит до предела, что объяснялось несколькими причинами. Во-первых, таких кинотеатров в Нью-Йорке осталось не так уж много, а во-вторых, сама организация кинопоказа оставляла желать лучшего. Люди метались в проходах, тщетно пытаясь отыскать свободные места, и злились, когда им это не удавалось.

— Чье это пальто? — истерическим тоном вопрошала измученная безуспешными поисками дама, указывая на свободное кресло с чьими-то вещами на спинке. Похоже, рушилась ее последняя надежда посмотреть премьеру нашумевшего фильма.

— Элвиса Пресли, — недовольно прошептала моя подруга Мэри, которая всегда теряла терпение в кинотеатре, когда кто-то шумел и мешал ей смотреть фильм. Она была родом со Среднего Запада и когда-то отличалась спокойным и уравновешенным характером, но долгие годы жизни в суматошном Нью-Йорке давали о себе знать. Она все чаще и чаще проклинала все на свете и сожалела о том, что когда-то остановила свой выбор на этом проклятом мегаполисе, который безжалостно вытряхивает из человека всю душу. Причем нервотрепка началась задолго до сеанса — нам пришлось выстоять длиннющую очередь и с превеликим трудом вырвать из рук кассира парочку билетов. Собравшаяся перед кинотеатром толпа готова была разорвать каждого, кто пытался пройти без очереди, и даже полиция не могла навести порядок.

— Не понимаю, почему нельзя было как следует организовать сеанс? — посетовала я вслух. Друзья — Мэри, Клэр (она англичанка) и ее муж Коннор — сидели слева от меня и с интересом поглядывали на гудевший от напряжения зал. — Ведь можно было сделать большой экран, поставить дополнительные стулья и уменьшить проходы.

— А заодно решить и такие мелкие вопросы, как, например, кто будет жить, а кому придется умереть, — с хохотом отозвалась Мэри.

Я осторожно взглянула в сторону соседа справа, пытаясь определить реакцию парня на слова моей подруги. Было бы вполне естественно, если бы он тоже улыбнулся не слишком удачной шутке или остался безразличным к ней. Впрочем, я вполне могла допустить, что постороннему человеку эта шутка могла бы показаться не просто неудачной, а вызывающе отвратительной. Но он сидел с каменным выражением лица. Это уже не просто раздражало меня, а вызывало безотчетное чувство страха. Что ему надо от нас? Или он обратил внимание только на меня?

Его косые взгляды вызывали у меня настолько сильное чувство дискомфорта, что хотелось немедленно встать и уйти. Успокаивала лишь надежда на то, что он ждет своего друга и, как только место рядом с ним будет занято, потеряет к нам интерес. А может, он какой-нибудь киноизвращенец? Один из тех, кто приходит в кинотеатр специально поглазеть на девушек в тот момент, когда на экране появляются эротические сцены? Я вспомнила, что еще в школе у меня был такой случай. Мы со школьной подругой пошли на какой-то французский фильм, уселись на свои места и вдруг почувствовали необъяснимую тревогу, словно кто-то пристально следил за нами. Вскоре обнаружился источник этого гнетущего чувства: впереди нас сидел незнакомый мужчина, который то и дело поворачивал голову в нашу сторону. Сначала мы думали, что он ищет в зале знакомого, а потом убедились, что он таращится именно на нас. Тогда мы очень просто решили проблему — встали и ушли. Правда, на этом дело не закончилось. Этот тип последовал за нами в вестибюль, но там мы обратились к администратору, объяснили ситуацию и даже потребовали вернуть деньги. А после этого опрометью выскочили на улицу и помчались в общагу, где и скрывались какое-то время, все еще опасаясь, что он нас выследил. К счастью, все обошлось.

Однако мой сосед справа вовсе не был похож на извращенца. Во-первых, он был зрелым человеком, а не каким-то прыщавым юнцом, а во-вторых, выглядел вполне нормально. Кроме того, он не скрывал своего любопытства, а смотрел на меня открыто, даже с каким-то вызовом. Весь фильм я сидела как сжатая пружина и готова была к самому худшему. Правда, не могу сказать, чего именно я тогда испугалась — не мог же он в самом деле наброситься на меня при таком скоплении народа! В подобной ситуации даже обычная попытка познакомиться выглядит если не глупо, то, во всяком случае, смешно. В конце концов я решила, что самое лучшее в моем положении — делать вид, что ничего необычного не происходит, и продолжать смотреть кино.