Струны черной души - Евгения Михайлова

Я успела влезть в стильный балахон — что-то среднее между экзотическим домашним платьем и спальным мешком.

Цвет дивный — черный с лиловым отливом. Ноги сунула в мягкие розовые итальянские безразмерные тапки. И пошла открывать дверь на звонок.

Игорь Сергеев был очень похож не только на свою фотографию в интернете, но и на свой голос. Ухоженный, холеный мужчина со светскими манерами, с подчеркнутыми оборотами и жестами барства. Наверное, стилисты ему поставили. И бородка в стиле «ваше благородие». Если будем сотрудничать, обязательно скажу ему, чтобы сбрил. Лишние детали не подчеркивают образ, а добавляют ему карикатурности.

Я поймала его любопытный и, кажется, одобрительный взгляд, провела в гостиную.

Мы выпили, произнесли по паре необходимых в Москве фраз — о погоде. И я подумала, что он, пожалуй, лучше, чем его голос по телефону, чем его фото и даже его продуманный образ.

Все это лишь скрывает непростую и достаточно сильную личность.

Вряд ли в его словах и внешних проявлениях есть хоть капля искренности. Так и я не Мальвина. Посмотрим, кто кого.

Разговор обо мне, моем опыте, прошлом напоминал переход по мелким, острым камням бурлящей реки.

Игорь реагировал на все спокойно, умел ловить намеки на то, о чем я не хотела прямо говорить. Ни ужаса, ни удивления по поводу моей статьи и срока я в нем не заметила.

Меня точно не отвергли.

В качестве пробной работы он попросил меня написать текст от имени одного политика. Поскольку я в силу своих обстоятельств была не в курсе новых имен и приоритетов, он вытащил толстую папку материалов. Статьи, интервью, снимки, комментарии экспертов и пользователей соцсетей.

Политик был молод, с нормальным лицом и беспокойным, навязчивым взглядом.

Игорь следил за выражением моего лица, когда я читала тексты двух интервью, которые были сверху.

— Ну, что? Какой вывод? Что требуется для того, чтобы Костя приобрел симпатию, в идеале интерес интеллигентной и либерально настроенной публики? Именно она настроена по отношению к нему критично, даже категорично.

Я рассмеялась:

— Требуется совсем пустяк. Он не должен выглядеть, как козел. И если это его тексты, то нужно, чтобы он забыл все слова, которые узнал с детства. Допускаю, что он хороший человек, но ума нет. И чутья у его пиарщиков тоже. Все эти слащавые фото с семьей, детками, котом и на радостных народных гуляниях я бы истребила. И нужно что-то делать со взглядом. В нем ни намека на мысль. Наверное, проблема фотографов и операторов. Я к тому, что ваш бюджет, наверное, позволяет из буратино делать мыслителей.

Сергеев долго молчал.

Я уточнила:

— Если я слишком категорична, если мое мнение ломает проект, давайте сразу остановимся. Продолжить в чужом ключе у меня не получится.

— Нет, — задумчиво ответил он. — Не остановимся. Во всем этом есть зерно. Давайте попробуем. Если получится — это уже платная работа.

И только когда мы прощались, я вспомнила, какой вопрос ему велел задать Сергей Кольцов.

— Игорь, просто из любопытства хотелось узнать. У вас наверняка тысячи соискателей. Неужели вы все предложения рассматриваете сами? Сам знакомитесь, выезжаете к таким закрытым людям, как я?

— Нет, разумеется, — улыбнулся он. — Я с этого и начинал — с набора группы, которая ищет и находит нужных людей. Там своя система: уровни, на каждом из которых отсеиваются кандидатуры предыдущего уровня. Это работает. Только моя группа по персоналу могла найти такого оригинального человека, как вы, Маргарита. А у вас есть еще потенциальные работодатели?

— Вы удивитесь, но они есть. С учетом обилия придурков, их полно.

— Ясно. Жду работу. Если устроит, поговорим о сотрудничестве детально.

После его ухода я переслала запись нашего разговора Сергею. Через полчаса он позвонил:

— Все ок. Я занимаюсь этой интересной группой поиска. Ты пиши текст для козла. До связи. У меня, кстати, есть новости по Боре Миронову.

Сергей был прав. Я расслабилась. Мне казалось, что мой организм универсален. Он сам, без моих осознанных усилий, выживал в условиях, категорически непригодных для выживания.

Под тонким, колючим, дурно пахнущим одеялом в спящем бараке для отверженных теплым ветерком прилетала картинка с горящим камином в доме родителей. В светлом лучике под плотно сжатыми веками текла прозрачная, чистая река, обнимала мои загорелые руки и ноги, нежно касалась обожженных глаз, иссушенных губ. А в бетонном, ледяном мешке карцера я однажды поймала забытый запах клубники, вкус арбуза.

Что говорить о чистой, красивой квартире, тишину которой могла нарушить только я и только хорошей музыкой.

По ночам тело будило меня неслыханным томлением блаженства и покоя. Обычная металлическая дверь без особых гарантий за тридцать пять тысяч казалась мне неприступной крепостью с башнями и орудиями для поражения врагов.

По утрам преодоление порога казалось мне самоубийственным подвигом. Открытием и спасением была возможность этого не делать.

И Бродский был мне в помощь:

Не выходи из комнаты, не совершай ошибку.

Зачем тебе Солнце, если ты куришь Шипку?

За дверью бессмысленно все, особенно — возглас счастья.

Только в уборную — и сразу же возвращайся.

Зачем выходить оттуда, куда вернешься вечером

таким же, каким ты был, тем более — изувеченным?..

Я уже вернулась настолько изувеченной, что не могу найти в себе неисковерканного, неперемолотого места.

Мозг — не исключение.

И где же прячется, живет моя маниакальная идея поиска правды и врагов? А она живет. И теперь, когда от боли не каждую минуту сводит зубы, когда нервы не сигналят бешено и не стягивают душу, как плети, мне кажется, что идея просто поселилась рядом. Она то ли советчик и подсказчик, то ли жестокий провокатор, который ведет меня к беде, по сравнению с которой все, что было, может оказаться прогулками при луне.

А мгновение не останавливалось. А будущее приближалось.

Программист Вася сказал, что у него почти все получилось. Спасти ноутбуки, конечно, не удалось, но он сумел вытащить из них почти всю информацию. Как только закончит, приедет.

Сергей Кольцов вечером позвонил, что с утра приедет с докладом по Боре Миронову.

Я прождала его до двух часов дня, потом начала звонить, но телефон был вне доступа.

«Это оно», — заныла интуиция.

Что-то произошло, и, возможно, есть связь между нашими поисками.