Первый ученик - Аня Сокол

Макс выпрямился. Она была права. На самом деле хранилищ, сохранившихся со старых времен, было несколько. Отданный Пси-Академии бункер назывался Учебным. Существовали еще Исследовательский, Экспериментальный, Третий (куда подевались первые два, Грош не знал), Старый и, само собой, Императорский.

Члены монаршей семьи умирали как люди, какими они, за исключением первого императора, и являлись. Они тоже возвращались вредить после смерти, а это никуда не годилось, не вязалось со светлым образом династии. К тому же разногласия семьи не должны были стать достоянием общественности. Почивших членов правящего дома провожали в бункер со всеми почестями и хвалебными речами. Там же хранили и наиболее ценные реликвии трона. Под охраной семейных призраков их не то что украсть, к ним даже приблизиться не осмелятся.

Макс еще раз взглянул на дыру и пошел обратно.

– Ты чего?

– Ты нашла, что хотела, – не оборачиваясь, сказал парень.

– Да, но не оставлять же все так…

– Предлагаешь залить бетоном? Заколотить? Так прости, я бетономешалку и молоток в других штанах забыл, к прическе не подходили. – Он притормозил и все-таки посмотрел на девушку. – Я иду спать. Хочешь – присоединяйся.

– Скотина, – буркнула Лиса.

Через несколько минут Грош уже вытянул ноги на кушетке и закрыл глаза. Он слышал легкие шаги девушки, слышал щелчок закрываемой двери и даже слышал ее дыхание, когда Настя склонилась над его лицом, с минуту пристально его разглядывая.

Тема: «Бег с препятствиями»

Дежурные ночной смены освобождались от утренних лекций, чтобы отоспаться. Это и намеревалась сделать зевающая Настя. Место на единственной кушетке Макс освободил ей ближе к утру. Сам же Грошев предпочел прогуляться в Некропольский, зашел в маленький павильон местного оператора связи, без энтузиазма поглазел на пяток моделей сотовых телефонов и ушел. Перебьется – мать все равно отказывалась звонить на трубку, считая это расточительством, а больше с ним разговаривать некому.

Потом его за каким-то чертом понесло к дому художника. Он вряд ли смог бы ответить, что там забыл. Но через сутки с небольшим парень снова стоял на том же месте, где схлопотал по голове. Стоял, смотрел и ждал хоть каких-нибудь откровений. При свете дня место выглядело обыденным. Двухэтажный дом художника, приземистый пятистенок напротив, проулок между ними хорошо просматривался, вплоть до забора следующего участка. Откровение задерживалось.

Чуть ниже по улице гомонил и собирался народ, эмоциональные выкрики чередовались с не менее эмоциональной жестикуляцией. Парень неторопливо приблизился, черная форма удостоилась нескольких взглядов, но и только. С утра по поселку бродило с десяток студентов.

– Что она делает-то? – Дородная женщина прижала руку к необъятной груди, закрывая ярко-синий кад-арт.

– Не по-божески, – добавила вторая, ее камень был спрятан под растянутую вязаную кофту.

– Еще Ирыча не схоронили. – Дедок в рубашке крякнул.

– Да заткнись ты, – повернулась к нему бабка, ее фиолетовый камень, навскидку конхит, качнулся на белой тесемке. – Много она хорошего от него видела, чего ж дивиться.

Макс встал рядом со столпившимися у красного забора людьми. Все смотрели на деревянный дом и на женщину, которая в остервенении вытаскивала во двор вещи и кидала их в бочку, где весело пылал огонь.

– Сперва сын сбежал, теперь мужа убили, – проговорил мужчина в спецовке, стоящий ближе всех к Грошу. – Бедная баба.

Женщина со свинцово-серым кад-артом на груди решительно бросила в пламя две пары обуви. Действия при всей их истеричности напоминали ритуал. Рубашка, засаленный ватник и даже книга – все принял огонь.

– Ну и свезла бы в шахты острожникам, – не унимался дедок. – Палить-то зачем?

– Эх, Рутка…

Парень почувствовал это внезапно. Чужой, толкающий в спину взгляд. Макс, заставляя себя оставаться внешне спокойным, не торопясь, пошел вдоль забора, словно потерявший интерес к зрелищу зевака. Десять шагов до конца участка, он бросил рассеянный взгляд через плечо, женщина швырнула в бочку удочки. За ним шли двое. Точные движения, цепкие глаза. И хотя на мужчинах, обходящих толпу, не было формы, парень готов был спорить на все свои деньги, что она у них есть. И вполне возможно, что такая же черная. Но пока они шли следом в простых рубашках и со спрятанными кад-артами, у него развязаны руки, он не обязан подчиняться всяким недоумкам. Если они хотели пообщаться с Максимом Грошевым, им придется сделать это немного по-другому.

Парень свернул в переулок и быстрым шагом, почти бегом, бросился за угол дома. Скрывшись с глаз толпы, он ухватился за забор из красных досок, перепрыгнул, пригнувшись, миновал старый, со сдутыми покрышками автомобиль и замер под прикрытием куста шиповника.

Мужчины показались через секунду, они обменялись взглядами и разошлись в разные стороны. Коротко стриженный брюнет, не останавливаясь, пошел дальше, а патлатый задержался у кустов.

Шум голосов, который отдалился, когда Макс ушел с улицы, стал приближаться. Худощавая женщина, радовавшая своим костром народные сердца, решительно вышла на задний двор. В руках у тетки была канистра, она остервенело выплеснула жидкость на вросшую в землю машину. В нос ударил резкий запах горючего.

– Рутка! – закричал выбежавший из-за угла мужчина в синей майке и трениках. Он неловко перебирал ногами в растоптанных кроссовках. – Машина-то в чем виновата? Остановись, дурна баба!

Грош был согласен с мужиком. Судя по состоянию автомобиля, горючего в нем не было, и взрыв им не грозил, но огонь мог запросто перекинуться на дом, не локализованное бочкой пламя очень сложно контролировать. Но у тетки было другое мнение, потому как она, уронив канистру на траву, настойчиво чиркала спичками. С улицы стал подтягиваться народ, сообразив, что представление продолжается. Доводы разума затерялись в многоголосых выкриках.

Макс, сосредоточившийся на женщине, совсем упустил из поля зрения преследователей. И то, что его ухватили за волосы и вздернули голову кверху, стало для парня большой неожиданностью. Длинноволосый, в отличие от него, не отвлекался на массовку и успел перелезть через забор. Он ухватил Макса нарочитым, унизительным жестом – так поднимают за шкирку щенка. Было бы проще дать по шее.

В толпе вскрикнули, указывая на новых действующих лиц. Женщина со спичками, которые все никак не хотели зажигаться, неприлично широко открыла рот. Посторонние в поселке не редкость, в округе не меньше десятка шахт, то и дело нанимающих работников, плюс лагерь псиоников, но обычно пришлые не залезают в чужие огороды, если не хотят, чтобы их побили, конечно.

– Простите, мой племяш-ш-ш с-с-с…

Как патлатый собирался объяснить их присутствие, местные не узнали. «Племянник» заехал локтем «дяде» под дых.