Игнат и другие. Как воспитать особого ребенка - Юлия Мазурова

У нас в доме очень много книг, и идея пересчитать их все охватила Игната целиком. Причем голос у него тогда еще после долгого молчания не установился – и прыгал, то спускаясь на низы, то выдавая фистулы. И вот этот счет страниц звучал ежедневно в течение нескольких часов, и все это тоже длилось несколько месяцев. К тому же, все посчитанные книги Игнат складывал на пол в высокие столбики, и их нельзя было трогать, иначе пересчет пришлось бы начать заново. По квартире стало трудно передвигаться, на каждом шагу высились книжные небоскребы. Нельзя было нормально убраться и помыть пол, домик наш снова стал напоминать декорации для фильма «Хроники безумия». Длилось это невыносимо долго. И меня саму уже начало потрясывать, поэтому очень кстати пришлось предложенное Динисом путешествие в Норвегию, куда мы быстро и отправились.

От этой поездки, помимо невероятной красоты, у меня остались еще адовые воспоминания. Я все пыталась на норвежских просторах расставить по местам фундаментальные понятия и показать Гане, где небо. НЕБО. А где земля. ЗЕМЛЯ. И каждый раз мальчик путался и не мог верно ответить. Прямо как в том анекдоте: «Сынок, смотри – это море! Папа, а где же море?»

На обратном пути тоже было весело. Чтобы чем-то занять мальчика в аэропорту, мы дали ему посчитать расписание самолетов. И Ганя дурным голосом его читал. Но это никого не заботило, вокруг и так было слишком шумно, и мальчик никому не мешал. Но вот когда мы наконец переместились в самолет, наша соседка была сильно озадачена. Места мы брали по два рядом, в разных рядах, потому что там по три кресла и приходилось делиться парами. Динис с Ваней отправились куда-то в хвост. А мы с Игнаткой уселись на свои места, и вместе с нами третьей оказалась какая-то хмурая женщина. Я посадила Ганю в центр, потому что сама хотела смотреть в иллюминатор и фотографировать, а мальчика виды фьордов не очень волновали. Получилось, что он сидел возле тетеньки, а я с фотоаппаратом радовалась у окошка, как дитя. И вот, как только мы взлетели, Ганя достал свое расписание и принялся голосом маленького тролля громко его читать. А я уже сильно обалдевшая и уставшая от всего этого, соответственно, решила не обращать внимания и начала с энтузиазмом фотографировать. Фотографии, кстати, получились замечательные! Но когда таким образом мы провели где-то полчаса, соседка наша окончательно утвердилась в мысли, что она сейчас, прямо в этом самолете, пролетает над гнездом кукушки.

Когда мы вернулись домой, к счастью, оказалось, что Динисова мама убрала все книги по местам. В квартире было хорошо и уютно. Впечатления от поездки, видимо, все-таки сбили стереотип у Гани, и он не спохватился о своих посчитанных томах. Конечно, он еще немного повынимал книги из полок, но Нью-Йорка на полу из них больше не строил.

А потом у нас появился ПИНГВИН. Хоть и не настоящий, но он зажил очень активной жизнью. Вот как это было.

Во время поездки в Италию мы зашли в магазин игрушек, искали, главным образом, что-то для Ивашки. А магазин этот оказался удивительным. С разных сторон на нас смотрели звери, и все они выглядели, как настоящие. Какая-то фирма выпускает такие эластичные игрушки, фотографически воспроизводящие внешность животных. И Ганя сразу взял пингвина и принялся его за собой носить. Никогда прежде мальчик не интересовался игрушками и тем более не выбирал себе что-то определенное. Мы ужасно обрадовались и сразу купили этого пингвина.

Он был ростом в половину Игната, из приятного на ощупь резинистого материала, а внутри что-то мягкое. В общем, пингвин был замечательный. Мальчик не выпускал его из рук. Но радость наша длилась недолго. Вскоре священное отношение сменилось баловством, которое потом, как это обычно происходит у нашего мальчика, закрепилось в его сознании и стало ежедневной традицией.

Бросать пингвина в потолок! – так это у него называлось.

И он бросал. И бросал. Запущенный вверх со всей младенческой дурью, пингвин долетал до нашего высокого потолка, звучно стукался об него и падал вниз. Потолок постепенно облуплялся. Со временем из пингвина полезло мягкое нутро, а мальчик все бросал и бросал. С неизменным ликующим криком: «Бросать пингвина в потолок!»

Обеспокоенные и подуставшие, мы спросили нашего доктора Шпицберга, что же делать. На что он со светлой улыбкой ответил: да он у вас еще лет до четырнадцати будет бросать пингвина в потолок. Успокоил, в общем. Тогда мне это показалось невероятно дальним сроком, и, вообще, скорее фигурой речи. Я искренне надеялась, что к такому взрослому состоянию все проблемы пройдут. Сейчас Игнату как раз четырнадцать. Пингвинов он, конечно, давно не бросает, но время от времени какая-нибудь блажь как втемяшится в голову, так и не выбьешь.

А бедный пингвин тогда превратился в резиновую тряпочку, вроде той, над которой плакал Пятачок, и мальчик наш загрустил. Мы стали искать такого же пингвина. Наш друг в Италии обыскал все магазины, но безуспешно. «Сейчас у пингвинов, судя по всему, не сезон», сказал он.

Но как-то раз я зашла в Москве в «Детский мир» и вдруг встретила там точную копию нашего любимца!

Счастливая, я пришла домой, приоткрыла дверь к Игнату и выставила вперед пингвина. «Привет!» Я была уверена, что мальчик признает его за того же самого. Но Ганя сразу понял, что к чему, и радостно сказал:

– Здравствуй, новый пингвин! – И поскорее взял его в руки. Тут я сообразила, что раз это другой пингвин, то он не летает в потолок, и поспешила поделиться новостью с Ганей.

– Пингвины, знаешь ли, вообще-то не умеют летать, они плавают, – сказала я.

Судьба нового пингвина была определена. За несколько месяцев он так наплавался, что в конце концов развалился от сырости. Потом был, кажется, еще один, но его участь я уже не помню.

Страсть к пингвинам продолжалась около двух лет, но, когда она ушла, то сменилась другой, а потом еще одной – и еще, и еще…

Эту склонность Игната к всепоглощающим увлечениям, его упорство, плавно переходящее в непреодолимое упрямство, нам удалось в конце концов научиться использовать в мирных целях, перенаправлять и заинтересовывать мальчика более полезными делами, о которых рассказ впереди.

Когда родился Игнат, Ивану было два года. Ваня был человек серьезный, но жизнерадостный, который к тому времени уже вовсю разговаривал и умел читать. Появление на свет младшего брата он воспринял со здоровым любопытством и довольно долго относился к нему практически образцово: радовался его маленьким успехам, с удовольствием катал его коляску и с нетерпением ждал, когда он подрастет и с ним можно будет играть.

Спали братья на двухъярусной кровати в небольшой комнате, и постепенно это пространство стало заполняться конфликтами. Ганя толком ничего еще не понимал, но в Иване просыпались ревность и обида. Чего это вдруг с этим Ганей все так носятся? Сказки на ночь ставят всегда не те, и вообще, уже три года ему, а он еще ничего не умеет – не брат, а какое-то недоразумение. В Ванином детском саду, куда мы попытались пристроить Ганю, когда ему исполнилось четыре года, дети, разумеется, дразнили маленького молчуна. Ему-то это было, в общем, нипочем, – но Ваня-то понимал все прекрасно, и это было сплошное расстройство.