Игнат и другие. Как воспитать особого ребенка - Юлия Мазурова

Все родители аутистов находятся в постоянном ожидании прорыва. Вот кажется, сейчас, сейчас, наконец, эта страшная сказка закончится, ребенок расколдуется и станет обычным. Такого прорыва подсознательно ждали и мы. А сознательно нам оставалось только медленно и упорно преодолевать различные барьеры, постоянно возникающие на нашем пути.

Когда Игнату было шесть лет, мы поехали в летний лагерь от «солнечного мира».

От этого мероприятия мы тоже ждали прорыва – в первую очередь в смысле подготовки к школе. Но лагерь оказался для меня нелегким испытанием. Надо набраться недюжинных душевных сил, чтобы провести почти месяц в компании разновозрастных детей с разнообразными диагнозами и их героических, но обычно невеселых родителей. И все это время ощущать, что мы все в одной лодке.

Лагерь находился в пансионате на берегу Волги, в живописном месте посреди соснового бора. Бытовые условия оказались лучше наших ожиданий, но сама обстановка сильно давила на меня и поначалу я не могла избавиться от ощущения шока. Здесь нет здоровых детей, и особенно тяжко видеть старших, потому что невольно задумываешься, а каким вырастет твой ребенок. Маленькие детки, маленькие бедки.

Первое, что изумляет после приезда в лагерь, – это звуки.

Под окнами на полянке малыши с преподавателями водят хоровод: «Как на мамины именины испекли мы пирожооок! Пирожок! Пирожок! Что там за начинка?» Прямо под балконом огромный детина лет двадцати орет: «Ыыыыаааа! Ыыыаааааа!!» – выражая свое недовольство чем-то, а может, и радость, не разобрать. Вдалеке ржут лошади – там проходят занятия по иппотерапии. У подъезда на лавочке сидят мамочки, прямо как по советской традиции. Рассказывают друг другу истории и смеются. Где-то в центральном корпусе включается вдруг тревожный звонок сигнализации. Долгий протяжный звук повторяется каждые 15 минут и детина под окном отзывается на него своим «Ыыыаааааа!» У торца центрального корпуса проходят какие-то спортивные игрища, и оттуда слышны крики ликующих болельщиков. Со стороны столовой доносится музыка из репродуктора над входом. Совсем рядом кто-то играет на губной гармошке без особой мелодии, просто выдувает звуки.

Я стою перед окном и пытаюсь осмыслить, кто я, как я сюда попала и что я тут делаю.

Здесь ни минуты не бывает тихо, до самых сумерек что-то происходит. У моего мальчика занятия расписаны на весь день. Хороводы – кого-нибудь заворачивают в одеяло в качестве начинки для пирога, Ганя очень любит быть начинкой. А вот готовка – тут детей учат варить картошку, резать салат, жарить яичницу и куче других полезных навыков. Занятия со Шпицбергом: на полянке вокруг доктора всегда несколько учеников, которые внимательно смотрят, как он щелкает перед мальчиком пальцами, смотрит ему в глаза, просит хлопнуть ему в ответ по руке. Иппотерапия – на Ганю надевают шлем, усаживают верхом на лошадь, которую он должен покормить морковкой, и потихоньку ведут ее под уздцы. Мальчику говорят то лечь на живот прямо на спине лошади, то откинуться назад. А вот и подготовка к школе: несколько человек занимаются в группе, учатся сидеть за партой, слушать и не мешать другим. А еще обучение играм – увлеченный своим делом мужчина спортивного телосложения то завязывает Ганю в сложный узел, то играет с ним в мяч…

Мне нужно только следить за расписанием: подходить каждые сорок пять минут к месту занятий, забирать ребенка и переводить его на другую точку, на другое занятие. Мальчику нравится. Мне вроде тоже.

Пока идут уроки, я сижу на сваленной сосне на площадке рядом с нашим корпусом. Ко мне подходит очень красивый юноша. Ему лет семнадцать. Кажется, у него шизофрения. Он садится рядом со мной.

– Как тебя зовут? – спрашивает он меня. И смотрит с восторгом. – Ты любишь трактора?

Он рассказывает что-то про красивый трактор, находящийся тут недалеко в соседней деревне. Я отвлекаюсь. Тут приходит, видимо, мама моего собеседника.

– Мама! – слышу я за спиной. – Это Юля! Она мне нрааавится! – басит юноша, кидая на меня восторженно-сладостные взгляды. Я невольно выпрямляюсь. Улыбаюсь маме и смущенно ухожу. Лучше я подожду своего сына в номере. А мне вслед из-за корпуса поет хор:

Поразительно, но в этом лагере я встретила многих своих знакомых. Наша с Динисом подруга, которая когда-то отговаривала меня водить Ганю к дефектологу, живет в соседнем номере со своим мальчиком. Звуковик, работавший у меня на спектакле, приехал с женой и сыном, они в корпусе рядом. Мы неожиданно столкнулись с ними на иппотерапии. Вот так не видишь человека несколько лет, а потом, вдруг встретив тут, не знаешь, радоваться ли встрече или грустить.

Наша соседка по Сретенке Маша тоже приезжает сюда. Она была в нашей новогодней компании на Селигере – как раз в тот момент, когда я открыла для себя, что Ганя не понимает ни одного слова. Мы много общались по-соседски, и Маше вроде бы было известно про Ганины проблемы, но все равно она, как и мы, далеко не сразу поняла, что с ее маленьким ребенком что-то не так.

Потом в этом лагере с ней произошла смешная история – кажется, на следующее лето, когда мы с Игнатом уже туда не поехали. У Маши к тому времени родился еще один ребенок, и она приехала в пансионат с двумя: пока один занимался, второго она катала в коляске. И вот, Маша прогуливалась с младшим по территории лагеря и встретила Севу, которому уже за двадцать. У Севы умственная отсталость, но здесь ему очень хорошо, его уже много лет все знают и любят, и это счастье для родителей, что Севе есть где отдохнуть летом. Еще Сева очень любит, когда свистят. И вот он подходит к Маше – такой огромный, гораздо выше и большее ее, выглядит он очень внушительно. Вежливо спрашивает, как ее зовут, и тут же интересуется, умеет ли она свистеть. Маша очень смущается, и, чтобы как-то побыстрее закончить этот разговор, говорит Севе, что сейчас у нее нет времени, давай, мол, на этой площадке как-нибудь встретимся потом. – Когда, – спрашивает Сева. – Сегодня? – Ну да, сегодня. – После обеда? В четыре? – Ну да, в четыре, – спешит согласиться Маша и побыстрее уходит. И тут она осознает, что вместо того чтобы просто свернуть разговор, она только что назначила свидание этому молодому человеку. И что обмануть его и не прийти она не сможет.

Никогда не забуду выражение лица, с которым она мне это рассказывала. И грустно, и ужасно смешно. Побывав в ее шкуре и зная Севу, я ей очень сочувствовала, но смеялась до слез.

В общем, в четыре часа Маша, как штык, торчала на площадке с коляской. Сева тоже пришел. Они сделали несколько шагов по дорожке, и тут Сева сказал: «Ну, посвисти?» И Маша, как смогла, посвистела. Он ее вежливо поблагодарил, и на этом свидание закончилось. Довольный Сева пошел восвояси, а Маша смутилась настолько, что точно поняла – она не может здесь больше находиться. Быстро собрала вещи, детей, вызвала такси и уехала в Москву.