Беглая книга - Анна Мурадова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— А это кто такой?
— Тоже какой-то деятель. Они вместе какие-то афишки расклеивали про твоего святого Патрика. Им кто-то давал эти афишки за бесплатный проход на концерт. Я случайно подслушала…
— Про «случайно» могла бы и не уточнять…
— Рит, ну ты стерва иногда бываешь… А два дня назад, значит, он сказал, что пойдет к Колбаскину на вечеринку. Они там постоянно пиво-вино пьют, песни поют на этих самых языках. Собираются человек по десять а то и по пятнадцать и устраивают спевки, как будто мало им этих концертов. Обычно он с таких сборищ рано не возвращался. А ты знаешь, я теперь и по субботам вкалываю, выматываюсь, тут еще мать вечно пристает с расспросами «Ты где была?», да «Ты что делала?» вот я в субботу вечером легла спать, утром просыпаюсь — нет Димочки. Ну, может там перебрал, заснул, хотя он вроде меру знал. В общем, до вечера не волновалась. Конечно, звонила ему на мобильник откуда могла, а у него выключено. Дальше ты знаешь. А позвонить Колбаскину я не могу, телефона-то нет.
— А в сети смотрела?
— Что — Диму?!!!
— Нет, телефон Колбаскина или кого там еще…
— А как?
— Тань, даже такая старая тетка как я уже давно ищет все что надо по интернету. А уж тебе вообще грех им не пользоваться.
— У меня есть на работе… Но я не знаю, мне девочки письма отправляют. Но я же не могу им про это все рассказать. Я даже не представляю…
— Дремучий ты человек, Таня. Ладно, отыщу я тебе виртуального Колбаскина. Завтра же пойду на работу, как раз там никого не будет, я посижу, поищу. А ты мне звони и давай отбой как только твое чадо вернется.
Выпроводить Татьяну было трудно. Она снова начала извергать поток слов, не обращая внимания ни на что. Все же через сорок минут она унялась и исчезла за картонно-дермантиновой дверью с воплями «на тебя вся моя надежда!»
Я вздохнула спокойно и снова включила газ, чтобы разогреть овощи. Скоро должен был прийти Володя. В том, что Димка отыщется, я не сомневалась. Ситуация — яснее некуда. «ребенок» так устал от мамочкиной опеки, что решил-таки пожить самостоятельно. И начинает с глупого подросткового протеста: ночует у девицы, или у своего Колбаскина-Сосискина. Жалко было Таню, слов нет, но я даже гордилась тем, что Димка впервые решился на самостоятельный поступок. А друзей его, так и быть, найду, раз обещала Татьяне.
Звонок в дверь застал меня врасплох… Я даже не успела причесаться. С Володенькой мы общались еще с первого курса. В него были влюблены все девчонки. Я тоже. Он прогуливался по Ленинским горам со всеми девчонками. И со мной тоже. В общем-то, на большее я и не рассчитывала. Но даже теперь, тридцать лет спустя, я волновалась перед встречей с ним. И как всегда, эта встреча была неожиданной.
Володя не вошел, а влетел в прихожую, кинул на тумбочку какой-то пакет, обнял меня и чмокнул в щеку.
— Ритка, привет! Сто лет у тебя не был. Как всегда — сама красавица, в квартире чистота и стерильность, молодцом! Разгреби-ка мой пакет. Шампанского не купил, прости, пожалуйста. Тебе «Клинского» взял, а себе «Балтику».
— А ты не за рулем сегодня?
— За рулем, ну это ж пиво…
— Володя, ты рискуешь.
— Да ну тебя! Чего есть поесть?
— Овощи тушеные могу разогреть…
— Гм, я что вегетарианец по-твоему? Там в мешке баранина в соусе, жарь давай. Ну и овощи свои можешь для порядку кинуть.
— Слушаю и повинуюсь! Я пошла за мясом и пивом, думая, что выглядим мы сейчас как супружеская пара — он расслабляется после рабочего дня, а я стою у плиты…
Володька женился позже всех наших друзей, ему было уже 29, все вокруг переженились, а он все выбирал, выбирал. И выбрал. Не ошибся. Теперь его старшей дочке 18, а младшей 14.
Сначала мы попили пива и поели (баранина оказалась действительно очень вкусной), потом я поставила чайник, а Володя решительно отодвинул со стола тарелки.
— Так, значит смотри. Документ первый. Написан неким Ле Пеллетье. Знаешь такого товарища?
— Конечно, Луи Ле Пеллетье, священник-бенедиктинец, родился в 1663 году, умер в 1733. Помимо церковной деятельности был известен тем, что составил словарь бретонского языка, еще он собирал старинные бретонские рукописи и переписывал их…
— Ты прям как справочник! Открылась на нужной страницы и шпаришь как по писаному! — Володя шагнул в прихожую (удобно все-таки, что у меня такая маленькая квартира), покопался в пакете на тумбочке и вынул оттуда прозрачную папку с бумагами. — Это все, что ты знаешь?
— Да.
— Слушай, вот тебе эти листочки. Вроде как его письмо непонятно кому.
Я аккуратно положила на стол Володины «листочки». Это была ксерокопия рукописного текста, который, видимо неплохо сохранился. Читался он легко, видимо тот, кто его написал, был очень аккуратным и педантичным, хотя почерк был далеко не образцовый: буквы выходили толстые и пузатые, приземистые. Но главное — отчетливые.
Письмо ле Пеллетье.
Кемпер, 14 октября 1728 г.
Любезный мой друг,
Я был одновременно обрадован и огорчен твоим посланием. Обрадован я был тем, что ты выиграл, наконец, твой судебный процесс. Прими мои поздравления по поводу того, что сие трудное и хлопотное дело уже позади, и никто более не станет оспаривать твои права на владение этой землею. Что ж! Теперь ты избавлен от этих хлопот, но, боюсь, в скором времени Господь опять пошлет тебе испытание… Ты знаешь, о чем я говорю, не будем же покамест обсуждать это не самое приятное дело.
Итак, вести о благополучном исходе судебного процесса меня обрадовали, однако то, что ты сообщаешь о состоянии твоего здоровья, не могло не насторожить меня. Мой друг, не следует так легкомысленно относиться к болезни! Ты еще не знаком с нашим бретонским климатом, который по первому впечатлению представляется мягким и благоприятным для здоровья. О, как коварно и обманчиво это первое впечатление! Морской климат, конечно полезен, но извечная сырость, которая господствует в наших краях, может весьма пагубно сказаться на человеке, к ней не привыкшему. Любая, даже самая незначительная простуда, а еще в большей степени та, которая сопровождается жаром и лихорадкою, может перейти в длительный кашель, который потом нелегко излечить. Так что не скупить на врача, милый мой, и не пытайся лечить все болезни местной яблочной водкой, как это делают крестьяне.
Но довольно с меня наставлений. Лучше я позабавлю тебя одним происшествием, которое нейдет у меня из головы даже теперь, по прошествии двух недель после случившегося.
Как я сообщал тебе ранее, Ив, мой кузен, с которым ты изволил познакомится три года тому назад, унаследовал небольшой замок в Керзервенн, женился, и, кажется навсегда решил осесть в этой приятной и живописной местности. Кузен мой небогат, да и наследство ему досталось сомнительное, не замок, а одно название. О, ты не знаешь, что такое нижнебретонская знать! Это люди, которые немногим отличаются от местных крестьян как по доходам, так и по образованию. Я ни в коей мере не стремлюсь принизить достоинства моего кузена, напротив, я всячески восхищаюсь простотой и скромностью нравов, царящих в отдаленных от больших городов уголках нашей милой Бретани. Люди здесь не развращены роскошью, они живут скромно и весело, в труде и в молитвах… Однако их религиозное чувство не всегда уберегает их от греха, к тому же Ив как был, так и остался богоборцем, в чем я и имел возможность убедиться.