Безродные шпионы. Тайная стража у колыбели Израиля - Матти Фридман

Учитель был, по отзывам учеников, скромным и настолько учтивым человеком, что стеснялся громко смеяться и только улыбался, раскачиваясь взад-вперед и щуря глаза. У Самана было и еврейское имя, но его не употребляли — арабское шло ему больше. Большинству командиров Пальмаха было двадцать с небольшим, некоторым следовало бы еще доучиваться в школе. В отличие от них учитель встретил Войну за независимость тридцатидвухлетним мужчиной, для своих учеников — почти стариком. «Мы почитали его больше, чем кого-либо еще», — вспоминал Якуба.

Позднее Саман превратится в одного из самых уважаемых мастеров шпионажа в израильской разведке. Среди его знаменитых учеников выделяется известнейший израильский шпион Эли Коэн — еврей, родившийся в Египте в семье из Сирии и проникший в начале 1960-х годов в высшие слои сирийского режима под именем Камаль Амина Табета. Весной 1965 года Коэна схватили и повесили в Дамаске. Надо полагать, у Самана были и другие ученики с менее трагической судьбой, чьи имена остались нам неведомы. Учитель всю жизнь отличался неразговорчивостью и писал только документы для внутреннего пользования. В печати так и не появилось ни единого слова от его имени.

Еврейская разведывательная служба традиционно опиралась на сеть платных сотрудников-арабов, изъявлявших желание работать на евреев за деньги или ради шанса навредить своим политическим врагам. Информация от них стоила дорого, но ее надежность была невысока, к тому же такая работа противоречила сионистскому идеалу все делать самим — от упаковки апельсинов до подготовки к сопротивлению. Но в первые годы деятельности Отдела некоторые в руководстве разведки скептически относились к способности евреев прикидываться арабами и эффективно вести разведывательную деятельность. Старый метод — использование платных коллаборантов из вражеского лагеря — доказал свою надежность, а то, что пытался создать Саман, сперва выглядело фантастикой.

Но с началом военных действий в 1948 году Отдел оказался одним из самых эффективных разведывательных инструментов в распоряжении евреев. Как писали историки Бенни Моррис и Йен Блэк, первые разведывательные службы проявили себя ненадежными: еврейские лидеры почти не представляли, что у арабов на уме, и принимали решения вслепую. Единственным исключением, оговариваются Моррис и Блэк, являлся Арабский отдел, «поставлявший полезные сведения о боевом духе арабов и об их готовности к войне». Именно это имел в виду Цвики Дрор, автор официальной книги об истории Отдела, когда писал спустя несколько десятилетий: «Наша манера разведки зародилась в „Заре“». «Если требовались разведчики-арабы, евреи не платили им, а сами становились ими, — вспоминал один из разведчиков. — Отдел разработал собственную методику, ни у кого ее не переняв, обойдясь без учителей и школ. Мы сами были школой. Мы импровизировали и применяли то, что срабатывало. Израильская доктрина разведки была выстроена на наших спинах», — заключал агент.

Любопытной особенностью Арабского отдела было то, что его сотрудники не желали называть самих себя агентами или разведчиками (как делаю я на этих страницах), считая эту терминологию опозоренной. Пришлось прибегнуть к особенному слову, существующему в иврите и в арабском, но не имеющему эквивалента в английском языке, — «мистаарвим» на иврите или «мастаарибин» на арабском: «ставшие как арабы». Это старое словечко, его применяли еще в алеппской общине Ицхака для обозначения тамошних евреев, перенявших после арабского завоевания в 637 году арабскую культуру. Называя так этих людей, проводили различие между ними и сефардами — потомками евреев, изгнанных из Испании в 1492 году. Это странное слово, «мистаарвим», играет важную роль в нашем повествовании, поэтому нелишне повторить, каков его смысл. Лучше я сохраню буквальное значение, пускай выходит длинновато и неуклюже: «ставшие как арабы».

Сегодня евреев из исламского мира называют мизрахим, «выходцы с Востока», в отличие от евреев из христианских стран — ашкеназов (это слово происходит от старого ивритского названия Германии). То и другое — грубые упрощения, но без них не обойтись. Итак, учитель Саман искал мизрахим. «Идеальный агент, — писал он, — прежде всего должен быть выходцем из восточной еврейской общины, уроженцем одной из соседних арабских или североафриканских стран, чей родной язык — арабский, кто общался на родине с арабскими соседями или жил рядом с ними».

Это означало, что выбирать «ставших как арабы» было особенно не из кого: в 1940-х годах девять из десяти евреев в Палестине были из Европы.

Другая сложность состояла в том, что Саман не мог предложить им никакого вознаграждения. Пальмах не просто был не в состоянии платить жалованье. У него не было денег даже на автобусный билет и на тарелку дешевого хумуса; известен как минимум один случай, когда агентам пришлось прекратить слежку из-за отсутствия денег на ночлег в дешевой гостинице. Бойцы иногда называли Пальмах «босоногой армией». Все, что у них имелось, — это находчивость, сила воли и идея. Отделу требовались идеалисты, готовые бесплатно жертвовать собой, но при этом обладающие коварством, которое необходимо успешным разведчикам. Этим требованиям отвечали немногие. Большинству кандидатов приходилось отказывать.

Самана интересовала не просто подкованность в исламской теологии, которой можно было добиться чтением, а знание повседневной религиозности простых людей. Пять столпов ислама доступны любому: свидетельствовать, что Мохаммед — пророк Бога; молиться; давать милостыню; соблюдать пост в Рамадан; совершать хадж в Мекку. А вот куда девать руки во время молитвы? Какими цитатами из Корана надо пересыпать обычный разговор? Как уподобиться арабу настолько, чтобы тебя принял за араба именно араб?

Рекруты происходили из исламского мира, но знали религию тамошнего большинства всего лишь в той степени, в какой она представляла для таких, как они, опасность. Теперь им приходилось изучать законы, писание, суеверия, фигуры речи. Они пожили среди пионеров-ашкеназов и теперь должны были усвоить правильные манеры. «Сабры отличаются полным пренебрежением к форме и к формальностям, — с сожалением писал в пятидесятых годах знаток Ближнего Востока Шломо-Дов Гойтейн, имея в виду культурную пропасть между своими согражданами-израильтянами и их арабскими соседями. — Хорошие манеры и вежливость вызывают у них подозрение. У арабов, наоборот, вся общественная жизнь подчинена строго соблюдаемому этикету. Араб обратится к вам вежливо, даже желая послать вас к черту, тогда как молодые израильтяне грубы, даже когда имеют все причины для вежливости». Раз рекрутам предстояло сойти за арабов, этот недостаток требовалось исправить.

Они заучивали наизусть вступительную суру Корана, ту, что начинается словами «именем Аллаха, милостивого и милосердного», а также некоторые короткие суры. Они учили историю о ночном путешествии Пророка в Иерусалим верхом на загадочном животном эль-бураке, о его встречах в Аравийской пустыне с ангелом Джебраилом (арабское имя Гавриила). Спустя несколько лет, после образования государства Израиль и становления его разведки, все это будет кодифицировано и организовано в виде курсов, преподаваемых профессионалами; Саман же создавал свой курс буквально на ходу. Так возникал уникальный новый корпус знаний, получивший на иврите название «торат ха-хистаарвут» — «доктрина арабского прикрытия», или «Тора о подражании арабу».