Клеманс и Огюст. Истинно французская история любви - Даниэль Буланже

Итак, текст, напечатанный на визитных карточках, предназначенных для рассылки благодарным и достойным ответа читателям, гласил следующее:

Не могу не выразить вам признательность за ваши добрые слова в мой адрес, они придадут мне силы продолжить мой труд. Смею надеяться, что следующий роман понравится вам так же, как и все предыдущие, а быть может, и больше, что он очарует и заворожит вас, увлечет вас за собой в мир грез и принесет немного счастья.

Всегда внимательная к вашим пожеланиям

ваша Маргарет Стилтон.

Некоторые письма облегчали мне работу, потому что прочесть их было невозможно, так как написаны они были просто ужасным почерком, и я, дойдя до второй строчки, останавливался и бросал их в корзину для бумаг, но, однако же, должен признаться в том, что множество писем, написанных каллиграфически правильным почерком, тем не менее летели вслед за ними. Среди них попадались и такие:

Дорогая мадам Стилтон, я сейчас сижу без работы, недавно овдовела, у меня на руках остались семеро детей, и я взываю к вашему милосердию и надеюсь, что взываю не напрасно. Все ваши произведения преисполнены надежды.

Мадам Маргарет С.

В седьмой главе вашего романа «Больше, чем любовь» есть такой эпизод: какой-то мужчина бежит с букетом цветов к машине Великого князя, и авто, к несчастью, сбивает беднягу; его поднимают, у него сломана нога, и князь приоткрывает дверцу и говорит одному из своих телохранителей: «Бертен, оплатите от моего имени все затраты на лечение во время пребывания пострадавшего в больнице». Так вот, хочу вам сообщить, что точно такая же история приключилась с одним из моих приятелей, когда он потянулся с букетом к главе нашего государства, но, увы, конец был совсем иным, ибо никто в этой республике не подумал о несчастном. Я сам сейчас безработный и поэтому не могу оказать ему какой-либо помощи, даже принести ему лекарства и укрепляющие средства. Позвольте мне сообщить вам свой адрес для того, чтобы передать ему то, что ваш преданный читатель и почитатель получит в результате проявленного вами благородства.

Дорогая Маргарет, ваша фотография на корешке романа «Возьмите меня за руку» заставила меня вспомнить о моей давней подруге. Это так поразило меня! И вообще все это так странно и удивительно, что я осмелюсь писать вам совершенно откровенно, нисколько не опасаясь того, что могу ошибиться. Вы взяли себе псевдоним, не так ли? По-настоящему вас зовут Клеманс Массер? Ах, неужто это в самом деле вы? Не припоминаете ли вы, что мы с вами сидели за одной партой в школе у наших дорогих овернских монахинь, у наших дорогих сестер с улицы Ассонсьон? Ах, дорогая, меня вновь охватывает томительное волнение при одном только воспоминании о том, сколь ты была грациозна, миловидна, приветлива, доброжелательна и любезна, как ты была добра ко мне, как мила со мной… Помнишь ли ты о том, что не выдала меня сестре-экономке, когда я украла палочку нуги? Эта кража наделала в монастыре и в монастырской школе много шума… Как же ты уже тогда была красива и обещала стать еще краше! Всякий раз, когда мне попадаются твои фотографии в иллюстрированных журналах, я их обязательно вырезаю. Жизнь проходит, само собой, но чувства остаются неизменными… Узнала ли бы ты меня, если бы я хранила молчание при встрече, если бы не позволила моим губам, нисколько не переменившимся с той поры, прошептать тебе слова, тоже оставшиеся неизменными?

Когда я ухожу из конторы, где меня ежедневно осаждают грубые реальности жизни, я спешу поскорее добраться в мой маленький домишко, чьи окна выходят на кладбище Монпарнас…

— Ты мне никогда ничего не рассказывала о монастырском пансионе на улице Ассонсьон, — протянул я.

— Закончи читать письмо. Мы поговорим о нем позже. Я нахожу письмо очень волнующим.

Только там я нахожу покой и тишину, там и еще, пожалуй, в некоторых романах, в том числе и в твоем, причем твой — самый трогательный из них, и я узнаю в нем твои интонации. О, если я ошибаюсь и вас действительно зовут Маргарет Стилтон, то я умоляю вас простить меня. Я никогда не была хозяйкой своего сердца, никогда не умела владеть своими чувствами.

Краткая биографическая справка под вашей фотографией… нет, под твоей фотографией, потому что я уверена, что это ты, сообщает мне, что с ранней юности, вернее, с детства ты выказывала склонность к изящной словесности. Я знаю, что это истинная правда. Я вспоминаю те записочки, что ты мне посылала; в них не было ничего, кроме моего имени, а подписывала их ты так: «Моей Кату».

Клеманс, казалось, задремала, но она меня слушала, и слушала внимательно. Она приоткрыла один глаз и произнесла несколько слов тем своим особым голосом, что я называл «голосом плохих дней» или «голосом дурного настроения», голосом не громким и раздраженным, а каким-то расслабленным.

— Не задавай мне больше вопросов по поводу тех девчонок, которые питали ко мне привязанность. Я не припоминаю, кто такая эта Кату. Я ее вообще не помню. Когда я ходила в монастырскую школу, мне было десять лет, и сестры-монахини меня очень любили.

Я отбросил письмо в сторону и взялся за другое, отпечатанное на пишущей машинке.

А скажи-ка ты мне, Стилтонша, наверняка страдающая поносом и пачкающая свое роскошное бельишко, не говорили ли тебе сведущие люди, что ты пописываешь свою тягомотину только для уборщиц общественных туалетов?

— А мне в общем-то нравятся сгустки зависти и ревнивой злобы, — сказала Клеманс, — не выбрасывай его, сохрани.

Я вытащил из стопки следующее послание.

Дражайшая писательница, едва приступив к чтению одного из ваших произведений, я тотчас же поняла, что вы расписываете яркими красками ваши чудесные историйки только для того, чтобы соорудить из них ширму и скрыть за ней беды и невзгоды нашего народа. Я очень рада, что ощущаю, что и вы ничего не забыли. У каждого своя особая манера хранить в памяти все, что было, но для того, чтобы делать вид, будто не помнишь ничего, надо обладать большой силой духа и незаурядным мужеством. Так будем же держаться стойко, будем хранить наши воспоминания, в этом состоит наш долг. Однако я должна сознаться, что утратила веру в Бога и стала атеисткой. Я теперь даже не питаю ненависти к Богу.

Ваша почитательница Сара Лебен.

Как мне показалось, Клеманс не обратила ни малейшего внимания на письмо этой Сары, которое я, на свой вкус, нашел весьма трогательным; Клеманс ждала продолжения, и я вытащил карточку, отправителем которой был боец из Иностранного легиона.

Многоуважаемый мэтр, прошу разъяснить следующее. В главах 1, 13 и 15 «Возьмите меня за руку» фигурирует леопард. В главах 1, 8 и 12 «Больше, чем любовь» тоже фигурирует леопард.

1. Это один и тот же леопард?

2. Зачем вообще в романах присутствует леопард? Этот зверь там по сюжету вроде бы совершенно бесполезен.

Примите заверения в моем к вам почтении.

Руди Герхард.

— Черт побери! — возмутилась Клеманс. — Я ведь как-никак автор и имею право заставить прогуляться хоть по парку, хоть по гостиной леопарда, если мне так заблагорассудится!