Бес смертный - Алексей Рыбин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Который час? – спросила Полувечная.
– День в разгаре.
– Ясно.
Света пошла с видеокамерой по комнатам. Я шагал перед ней и распахивал двери, демонстрируя свое детище. Вернее, одно из детищ. Студию строили долго; я, на самом деле, кроме денег, ничего в нее не вложил. Ни труда, ни пота, ни, как говорится, крови. Получилось не бог весть что, однако работать можно. Теперь студия приносила мне небольшой, но стабильный доход. Вложенные средства отбились, и хорошо. Зато нет проблем с записью – хоть среди ночи встал, приехал, записал что в голову пришло. Это было одно из моих условий, и каждый, кто садился работать в моей студии, знал: график его смен может измениться, если хозяину, то есть мне, захочется поработать самому.
В реальной жизни у меня, впрочем, почти не случалось накладок, и передвигал я кого бы то ни было крайне редко. Куда спешить? Музыка будет записана только тогда, когда это будет нужно ей – так я к этому относился.
А лишние деньги никогда не помешают, да и брал я ниже нижнего предела – десять-пятнадцать баксов в час. По нынешним временам для студии, даже такой средненькой, как моя, – это вообще не деньги. Так что народ шел и нес мне свои десятки и сотни. На зарплату, конечно, много уходило, на амортизацию аппаратуры, на обновление, но кое-что оставалось.
– На аренду, – подсказала Полувечная.
– Нет. Никакую аренду я не плачу. Этот подвал я купил, давно уже купил, когда дружил с прежним мэром. Чего, ты думаешь, я в Смольный таскаюсь? С дружками старыми и новыми выпиваю и закусываю. Они меня за клоуна при себе держат, а мне по фигу, пусть держат. Вся жизнь – сплошная клоунада, лицедейство, так какая разница – в занюханном клубе играть для опившихся подростков или на даче у вице-мэра за хорошие деньги и важные услуги? Клоуны – люди святые. Клоунов не трожь.
– Ты пить-то будешь еще, святой? Или, может быть, достаточно? А то сейчас пойдешь индульгенции на улице раздавать.
– Нет, ни хера не пойду. Пусть сами со своими грехами разбираются. Я вот за каждое говно, которое когда-то кому-то сделал, за каждую отдельно взятую говешку ответил.
– Ну уж прямо!
– Точно говорю. Другое дело, что я продолжаю всякое говно делать – значит, потом когда-нибудь за него тоже отвечу.
– Возможно.
Я включил комбик, взял гитару, подергал струны. Комбик запел как новенький, вернее, как хорошо разработанный, прогретый старенький.
– Во! Звучит, – удивился я. – Понимаешь, принесли на днях аппарат. – Я кивнул на комбик. – Говорили, раздолбанный, а гляди-ка – ничего, вполне.
Полувечная смотрела на меня объективом камеры.
– Может, сыграешь что-нибудь? Эксклюзивно? Для вечности?
– В вечности моего шума уже достаточно. А для тебя и твоей персональной вечности – пожалуйста. Давай только по стошечке примем.
– Это сколько угодно.
Девушка умело отвинтила крышку на водочной бутылке и плеснула в стоящие на подоконнике стаканы.
– Как ты правильно пьешь, – еще раз похвалил я Полувечную. – У меня стаж – понятно, я дозу держу… Но ты – ты же совсем еще…
– Что?
– Маленькая, вот что. А умеешь, как взрослый мужик.
– Да ладно.
Полувечная быстро проглотила водку, крякнула, хукнула в кулак, вытерла слезы, шмыгнула носом.
– Ну че, давай споем, что ли?
– Что будем петь?
Мне нравился сегодняшний денек. Легко все очень было, и мысли грустные не мучили меня. Стихами разговаривать хотелось. Вот встретил девушку, которая поет. А может, врет и не умеет петь, но хочет сильно. Вскочила вдруг, поближе подошла, открыла рот и ждет чего-то. В такой бы рот да… Не сегодня. Музыка важней. Она объединяет нас, дает нам шанс поговорить с Самим. Жаль, безответна связь, но это лучше, чем молчать. Копить в себе пустое раздраженье от грязи под окном и хамства продавцов. Ругаться матом в аэропорту и ждать отложенного рейса. Похмельным потом исходить от страха появленья в доме неперсонифицированных гадов. Куда как лучше музыку играть. Она спасает от похмелья, гонит грусть, бодрит все члены, полирует разум.
– Про «полирует разум» мне понравилось, – сказала Полувечная.
Оказывается, я снова размышлял вслух. Либо Полувечная владела телепатией. В данной ситуации мне это было безразлично.
Я покрутил ручки комбика, отрегулировал громкость так, чтобы можно было слышать голос, и заиграл «If you need me» в манере «Роллинг Стоунз».
If you need me
Why don’t you call me
Said if you need me
Why don’t you call me, –
спел я. Мне показалось, что получилось более или менее чисто.
Don’t wait too long
When things go wrong
I’ll be there, yeah
Where I belong,
– неожиданно подхватила Полувечная. Откуда такая осведомленность, в девятнадцать-то лет?
Мы допели песню до конца. Светочка отлично ориентировалась в английском тексте, правильно ставила ударения и отчетливо выговаривала определенный артикль «the». Вообще, она явно была хорошо знакома с этой интерпретацией древней песни Вильсона Пикетта, которая слыла архаичной уже в момент исполнения ее Джаггером.
– Выпьем за рок-н-ролл, – сказал я, когда Полувечная закрыла рот и перевела дух.
– С удовольствием. Уникальная получилась запись.
Света положила камеру на подоконник.
– Права на использование дарю. Я не жадный.
– Спасибо. Непременно воспользуюсь. А здесь сегодня что – выходной?
– Да нет, – ответил я. – Вообще-то рабочий день. Вообще-то люди должны записывать музыку. Вообще-то я за это деньги получаю. То есть налицо прямое нарушение трудовой дисциплины. И мне все это в убыток. Хотя на самом деле насрать. Я не жадный.
– Что странно, – сказала Полувечная. – Вообще, вы, рокеры, – жмоты. Насколько я знаю.
– Что ты знаешь-то, в твои годы? Извини, конечно. Хотя… Насчет денег – это ты правильно. Я вот хоть и не жадный, а в долг никому не даю. Уже лет десять. Не знаю, почему. Вроде и деньги есть. И суммы-то у меня просят – смех, а не деньги. А не даю. Хрен меня разберет. Но нет, я сейчас не об этом. Вот, работнички! – Я махнул рукой в сторону коридора. – Где они? Ныли годами, просили куда-нибудь их пристроить. Мол, ты парень раскрученный, – при слове «парень» Полувечная хихикнула, – у тебя столько знакомых. Давай что-нибудь замутим, говорили, по старой дружбе. А то денег нет, надо семью кормить, детей в садик, то да се… Вот, замутили студию, дал работу – шесть человек у меня здесь кормятся. И что? Где они? В разгар рабочего дня?
– Да ты, Брежнев, просто становишься функционером. Начальником становишься, – сказала Полувечная. – Ты им и выговоры, может быть, объявляешь, твоим работникам?