В погоне за памятью. История борьбы с болезнью Альцгеймера - Джозеф Джебелли

– У меня самого с памятью просто беда, – говорил Дэни. – Иногда я буквально не могу вспомнить, чем занимался в выходные. Оперативка перегружена, так сказать. Поэтому если кто-то чего-то не помнит, меня это не настораживает. Но эти мелкие эпизоды – они какие-то… страшноватые. Ненормальные. Как-то не вписываются в картину.

Перед следующим совместным обедом Дэни нанял Арнольду машину с водителем. Но когда машина подъехала, оказалось, что Арнольда нет дома. Водитель позвонил Дэни, а тот – Арнольду. Нет ответа. Дэни припомнил, что несколько дней назад, когда они договаривались о встрече, Арнольд никак не мог понять, какой у них план, и считал, что Дэни будет ждать его на прежнем месте работы, в студии на севере Лондона.

– Я сказал – нет-нет, за вами приедут, так что никуда не ходите, хорошо? А он все про студию. Я подумал – да что же это такое творится? Сидите дома, и все! Ничего не нужно делать! Вас привезут куда надо! Да что с вами такое?

Час спустя Дэни снова позвонил Арнольду домой. Опять никто не подошел. Тогда он забеспокоился. Набрал номер студии – и Арнольд нашелся там.

Как выяснилось, Арнольд начисто забыл о разговоре про водителя. Дэни попросил его не волноваться и предложил Арнольду поймать такси, чтобы добраться до места. Арнольд согласился – и Дэни не без облегчения списал это недоразумение на очередной безобидный «стариковский случай».

Однако радовался он недолго: Арнольд не приехал. Через два часа он позвонил Дэни из дома.

– Позвонил и говорит: «Послушай, прости меня, я сам не знаю, как так вышло… помню, как свернул за угол… не понимал, где нахожусь… а тут увидел метро и добрался домой».

Впоследствии Дэни узнал, что Арнольд вышел из студии, но забыл, что делать дальше, и некоторое время в растерянности бродил по городу. Тогда младший друг Арнольда понял, что надо показать его врачу.

Когда они шли по коридорам клиники Ричфорд-Гейт – просторного четырехэтажного кирпичного здания, стоявшего на тихой вест-эндской улице среди жилых домов, с ними поздоровался Йенс Фелль, врач из Германии. Арнольд неожиданно представил Дэни как Мэтью, своего соседа. Они посмеялись над его оплошностью, после чего прошли в кабинет Фелля и сели. Доктор Фелль уже понимал, зачем к нему пришли, но вежливо спросил, чем может помочь.

Тогда Арнольд сказал:

– Понимаете, это все Мэтью…

– Нет, Арнольд! – перебил его Дэни. – Это же я, Дэни!

– У него появились жалобы, – продолжил Арнольд.

Повисла пауза, и доктор Фелль, не вполне понимая, кто из них больной, посмотрел на Дэни.

– Арнольд, – сказал Дэни. – Доктор нужен вам, а не мне.

– Правда? – удивился Арнольд. – А я и не знал.

В августе 2015 года я приехал на метро домой к Арнольду в Ноттинг-Хилл, привез пакет свежего винограда и коробку швейцарских шоколадных конфет. День был теплый, но пасмурный, многие выходили перекусить на улицу в надежде застать солнышко. Об Арнольде я услышал за несколько месяцев до этого от коллеги-врача. Я спросил, нет ли у него больных, которым недавно поставили диагноз и которые были бы не против поделиться своей историей. И добавил, что мне нужен классический случай – я еще не знал, как зыбко определение «классический», когда речь идет о болезни Альцгеймера, – а он в ответ дал мне телефон Дэни. Я позвонил, и Дэни охотно согласился побеседовать со мной. Сказал, что ему одиноко.

Дэни встретил меня у крыльца дома Арнольда и кратко ввел в курс дела. Он объяснил Арнольду, кто я и зачем приехал, хотя, признаться, вероятность, что Арнольд это запомнит, была невелика.

Мы позвонили. Сначала в доме было тихо, и Дэни испугался, что Арнольд ушел куда-то без присмотра – сам Дэни на выходные уезжал отдохнуть. Однако вскоре дверь открылась, и меня представили Арнольду. У него была кудрявая седая шевелюра, льдисто-голубые глаза и широкая сердечная улыбка, от которой сразу теплело на душе. Худой, элегантный, он был одет просто, но со вкусом – темно-лиловая рубашка, клетчатые брюки, остроносые кожаные туфли. Он предложил мне выпить – я вежливо отказался – и мы сели в гостиной, рядом с кухней.

В огромные окна лился дневной свет, на полу лежали восточные ковры, на старинных деревянных комодах с зеркалами стояли живописные антикварные статуэтки, стены были увешаны полотнами XVIII века. На полках стояли монографии о Моцарте, Микеланджело и Вагнере, собрания сочинений Диккенса и Дж. А. Генти. Здесь жил человек образованный, настоящий библиофил, подумал я. Какая жестокость – отнять у него и это: когда человек любит книги и знания, терять память еще больнее. А рядом со мной на письменном столе – фотографии в рамках: родители Арнольда и отец Дэни в Йоханнесбурге. Как будто я очутился в капсуле времени, хранитель которой оставил там небольшое подобие себя самого.

Началась беседа. Арнольд говорил медленно, голос у него был низкий, звучный; с приобретенным за долгие годы британским акцентом – какой контраст с отрывистым южноафриканским говором Дэни! Я расспрашивал Арнольда о его жизни, о дружбе с Дэни и его отцом. О работе, об истории некоторых прелестных безделушек, окружавших нас. Отвечал Арнольд красноречиво и многогранно – да, он явно был человеком блестящего ума. Более того, если бы мы и дальше придерживались подобных тем, я и не заметил бы, что с ним что-то неладно. Тогда я стал задавать другие вопросы – о настоящем. Кто его соседи? Есть ли у него друзья поблизости? Тут картина прояснилась.

– Странно, что вы об этом спрашиваете, – заметил Арнольд. – Это же было во время войны… Мне бы не хотелось об этом распространяться.

Я сменил тему и спросил, как Арнольд предпочитает проводить время теперь, когда он ушел на покой.

– Мне нужно было ухаживать за матерью и сестрой… во время войны, разумеется… но это не слишком подходящий предмет для разговора.

Тут вмешался Дэни:

– Арнольд, мне кажется, Джозефу интересно, чем вы занимаетесь именно сейчас.

– Ах да, конечно, приношу свои извинения. Ну, мне всегда нравилось жить одному. Не терпелось уехать [из Южной Африки]… и не забывайте, был конец войны… Я бы предложил вам выпить, но, наверное, не стану.

– Почему? – спросил Дэни.

– Ну… честно говоря, не знаю.

Меня поразила разница между тем, как Арнольд вспоминал прошлое, все то, от чего его отделяла бездна пространства и времени, и его полной неспособностью осознать настоящее. Дэни несколько раз уговаривал его точнее отвечать на мои вопросы, ненавязчиво подсказывал то там, то сям. Но сомнений не оставалось: Арнольд угасает. Первой жертвой болезни пал участок мозга рядом с гиппокампом – так называемая парагиппокампальная извилина. Там хранятся и оттуда извлекаются новые воспоминания. Вот почему первый симптом болезни Альцгеймера – утрата памяти о недавних событиях. Здесь воспоминания обрабатываются, чтобы затем переместиться в лобную кору на долговременное хранение. Почему эта область поражается первой, мы не знаем. В конце концов бляшки и клубки заполонят и другие отделы мозга Арнольда, в том числе и лобную кору, но пока болезнь их пощадила.