Ребус - Евгения Дербоглав

– Все сказала? – холодно осведомился Ралд, а глашатай ухмыльнулась ему в ответ. – Я продолжаю. Я отправил, как видите из первого письма, часть рисунков Крусте, спросил, действительно ли на них изображен Рофомм Ребус. Она ответила, что да, это он, и случалось, что он позировал художникам. Он не любил этого делать, пишет она, но иногда соглашался – и даже позировал обнаженным. «Ребус никогда не понимал и не признавал искусства, что отличает его от стереотипных гралейцев, – пишет Круста, – он считал это все чересчур телесным. Однако антропологию он признавал, потому как эта наука затрагивает всемирное. Вероятно, позировать его уговорили для антропологического портрета».

– Телесным, значит, – протянул Коггел. – Ненормальный он урод. Душевный, разумеется. А теперь и не только душевный.

– Как вы думаете, коллеги – и доктор в особенности, – обратился Ралд к собравшимся, – Ребус всегда был таким или двинулся душой после ожогов?

Они загомонили, обсуждая. Дитр почесывал лоб, думая, что никакие ожоги не могут заставить тебя делать это все. И тут он понял.

– Ралд, он же свою семью убил еще в студенческие годы. Не доказано, что он, но почерк его.

– Ага. Еще страницу.

«…Ванг Роэ, отделение связи, пошутил в студенческом общежитии о том, чем гралеец отличается от человека. Закончить шутку не удалось, потому что он вдруг вскочил со стула и с разбегу ударился головой об полку над камином, вышибив себе все зубы, причастность кого-то из соучеников или наличие чужой всемирной воли доказать не удалось. Головной студент Рофомм Ребус утверждает, что Ванг Роэ в последнее время вел себя странно, и поэтому неудивительно, что…»

– Что это такое? – нахмурился Дитр.

– Я порылся в институтских архивах, – объяснил Ралд. – Вернее сказать, прошерстил все от корки до корки – все за те годы, что Ребус учился на отделении теории всемирных сил. Должен сказать, что никаких нарушений за ним не было обнаружено. Не было – обнаружено.

– Я понял, – кивнул Дитр. – Ты молодец.

Ралд принял похвалу как должное.

«…Зерт Кнерлцес и Накцел Горлис, отделение теории всемирных сил, попали в госпиталь Кампусного Циркуляра с подозрением на всемирный нервный срыв после некоего неофициального студенческого собрания. Лечащий душевник утверждает, что не может пробиться через их боль. Также опасения вызывает состояние Марелы Анивы, ученицы прединститутской группы отделения градостроительства. Студенты утверждают, что ничего на собрании не произошло, подтверждено Головными студентами: Алмисом, Гоэ, Дирлисом, Илцесой, Лорцей, Ребусом…»

– Лорца – это фамилия Крусты до замужества, – отрывисто сообщила Андра.

– Да ты все о ней знаешь, – ухмыльнулся Ралд.

– К сожалению, не все, – Реа почесала сквозь пышную ткань юбки свое острое колено. – Иначе бы она уже полетела из своей пустыни через море – прямо в направлении Всемирного Шквала.

– Я написал всем этим людям, кто из них до сих пор жив и в здравом уме, ответила мне лишь Круста, – поведал Найцес. – И зная, что Дирлис до сих пор возглавляет Больничную дугу, я наведался к нему лично. Старик послал меня во тьму.

– Дирлис – уважаемый член врачебного сообщества, – ощетинился душевник-криминалист. – Зачем трясти человека лишь из-за того, что он учился с маньяком в одно время?

– Он был очень взволнованным, – с улыбкой продолжал Найцес. – Преступно взволнованным.

Душевник опасно сжал бокал, сверля полицейского глазами. Врачебное сообщество в Конфедерации было почти таким же сплоченным, как профессиональное объединение глашатаев, и они терпеть не могли, когда кто-то начинал трогать их коллег.

– Как ты считаешь, Ралд, – задумчиво промолвил Дитр, потирая подбородок, – стоит ли трясти этого Дирлиса? Больничную дугу Ребус ни разу не трогал. Столько беззащитных людей, а он туда и близко не подходил.

– Ты сам все только что сказал, шеф, – Ралд еще шире ощерился, закатив глаза.

«Дорц Герцес, исключен с отделения теории всемирных сил после того, как на одном из занятий публично разделся, дал пощечину профессору и принялся отплясывать на столе. Головной студент Рофомм Ребус утверждает, что Герцес и до того проявлял признаки извращенной натуры, в частности, позволял себе высказываться о младших юношах в телесном контексте. Доселе Герцес в подобном не был замечен, он имел лучшие оценки наравне с Головным…»

– Гной всемирный, – высказался Дитр и захлопнул папку.

– Там еще много, – пообещал Ралд. – Почитай.

Дитр читал. В каждом из случаев фигурировало имя Ребуса, но не только эти их объединяло. Студенты сходили с ума, портили себе имя, их вышвыривали из института или лишали Стипендии, а то и вообще увечили, но доказать постороннее вмешательство так ни разу и не удалось. Не всегда было понятно, чем они разозлили Ребуса, однако в большинстве случаев, как понял Дитр, они либо оскорбили его, либо ослушались, либо стали препятствием, как, например, Герцес с его оценками.

Особо выделялся случай с преподавателем антропологии. Тут, добавил Ралд, его бы даже не сцапали, по сути, он не был виноват. Но случай прекрасно демонстрирует его характер. Равила Круста же в письме предположила, что часть рисунков, возможно, была сделана на паре по антропологии, где сидели студенты с отделения всемирных сил, медики, художники-портретисты и полицейские курсанты.

«Толлон да Лайнфеи, преподаватель антропологии, на совместной лекции медицинского отделения, а также отделений изящных искусств и теории всемирных сил, заявил, что есть порода – с зарегистрированными особями, а есть лишь фенотипические представители, на деле имеющие лишь внешние свойства отборных, но крепкой породы не имеющих. Рофомм Ребус, студент первого года отделения теории всемирных сил, вступил с ним в спор. Преподаватель, у которого это было явно не впервые, рассвирепел и велел юноше выйти в центр зала, чтобы он его замерил. Толлон да Лайнфеи заявил, что мерки снять с одетого человека невозможно, на что студент лишь пожал плечами и стал раздеваться. Преподаватель спрашивал его, носит ли Рофомм Ребус эти имя и фамилию по праву, есть ли у него герб и печать в личнике от диаспоры – или же он просто «фенотипически удачная беспородная особь».

Другие студенты сперва были смущены, но прервать преподавателя не пытались. Все заявляли, что да Лайнфеи явно пытался унизить их соученика, но тот держался спокойно и беспечно. По просьбе кого-то из художников он повернулся боком и напряг мышцы на руке и на бедрах, а потом Ребус попросил у приятеля папиросу и раскурил ее. Да Лайнфеи, увидев, что в лектории курят, в резкой форме высказал возмущение по поводу поведения Ребуса, тот же ответил, что «попытка над ним возвыситься в своей жалкой институтской власти» оказалась неудачной. Ребус добавил, что «дискриминация по сословному признаку недопустима», и если у да Лайнфеи были на родине проблемы с дворянами, он здесь ни при чем. Преподаватель ответил, что они в Конфедерации, где нет сословий, а значит и дворян тоже, есть лишь «дворняжки» вроде Ребуса.