Три вокзала - Мартин Круз Смит

— Да, еще справка о регистрации в Москве.

— У него не было регистрации. Он был танцором, жил, где придется — у друзей и других артистов.

— Ну, даже артисты должны подчиняться закону. Извините, без справки о регистрации все будет гораздо дороже.

— Я буду вам благодарна, если вы не заметите этого… — она показала директору морга на запястья сына.

— Без проблем… Чем-то я еще могу вам помочь?

— Сожгите тело.

— Кремировать? Мы здесь этого не делаем, — помедлив, отреагировал директор.

— Тогда организуйте.

Вилли чихнул, как будто ударил гром. Женщина посмотрела сначала на него, а потом — на Аркадия. Она приподняла темные очки, чтобы лучше их разглядеть. Ее пустые глаза говорили откровеннее любого из обнаженных покойников. Сверкнув взглядом, она быстро удалилась, директор направился за ней.

— Прости, — сказал Аркадий. — Боюсь, я выставил тебя не в лучшем свете.

— Черт с ними, со всеми. Мне надоело валяться на диване… — Вилли был на удивление в хорошем настроении.

— Теперь, помимо сердца, ты еще и простуду подхватишь?

— Нет. Что-то защекотало в носу. Что-то просочилось сквозь атмосферу разлагающихся тел и формальдегида. Тренированный нос — большое дело. Каждый врач должен уметь отличать запахи чеснока от мышьяка и миндаля от цианида. Где ее легкие? Попробуем понять, что вдохнула под конец твоя умершая подружка.

Аркадий достал из ведра и положил на лоток сердце и легкие девушки — кулак мышц между двумя пористыми, похожими на два хлеба, губками. Сначала он не мог различить никаких посторонних запахов, кроме обычной вони, пока Вилли не разрезал левое легкое, — потянуло сладким запахом.

— Эфир!

— Точно — эфир, — согласился Вилли. — Чтобы запах рассеялся, требуется время, — ведь потом она уже не дышала. Таким образом, все произошло в два этапа: клофелин, чтобы вырубить ее, и эфир, — чтобы парализовать и убить, — все без борьбы. Поздравляю. У тебя убийство.

Сотовый Аркадия дал только два сигнала. Пока он освобождался от фартука и доставал телефон из кармана, он пропустил звонок Жени, — первое сообщение за неделю. Аркадий немедленно перезвонил, но Женя не ответил — как обычно.

Мая сидела за туалетным столиком в казино «Петр Великий», набросив на плечи полотенце, пока Женя брил ей голову. Она отрезала свои красные волосы ножницами. Но остались места, которые она не могла разглядеть и достать бритвой. И как бы ни хотелось, пришлось, наклонив голову, ждать, пока Женя орудовал лезвием. Обрезать волосы — это вообще его идея; красные волосы — как маяк для милиции. Ну, вот, теперь она стала лысой — как птенец.

— Ты когда-нибудь брил кому-нибудь голову?

— Нет.

— Ты сам-то когда-нибудь брился?

— Нет.

— Так я и думала.

Ребята так и не уснули, потому что Мая хотела встретить поезд в шесть тридцать на Ярославском вокзале — тот самый, на котором она приехала, в надежде, что там будет та же бригада проводников. Баба Лена утверждала, что она ездила здесь постоянно, и на линии ее все знают. Может быть, кто-то подскажет, где ее искать.

Зеркало напротив как будто усиливало несчастье на ее лице. Она подумала о женщинах, которые обычно отражались в этих зеркалах — благородные и умудренные опытом — они пили шампанское и играли на деньги, посмеиваясь, и неважно, выиграли они или проиграли. Почему нет? Шанс выиграть в рулетку у них был выше, чем сейчас у нее — найти ребенка.

— Почему здесь никого нет? — спросила она.

— Это казино закрыто уже много недель. Да уже почти все казино закрыты.

— Почему?

Аркадий сказал, что Москве хотят придать пристойный вид — как на Западе. Поговаривают, что кто-то в Кремле заметил, мол, на ступенях Белого дома или Букингемского дворца нет игральных автоматов.

…Она не дослушала ответ, потому что все время думала, зачем кто-то украл ребенка? Что они делают с младенцами? Как она могла заснуть и допустить, чтобы ее ребенка похитили? Она не задавала эти вопросы, они рождались как будто сами — непрошено — по десять раз в секунду. Болела грудь и постоянно напоминала о себе — прежде чем идти на вокзал, надо было сцедить молоко. Словно корова… Она собралась с мыслями, взглянув на Женю, отражающегося в зеркале. Да, у него явно добрые намерения. Но он, как назойливая белка, всегда торчит рядом. Обвинить его не в чем. Ах, волосы в корзине. Как ужасно — все равно, что потерять имя.

— Вы с Егором — друзья? — спросила Мая.

— У нас — деловые отношения.

— Что это означает?

— Я играю в шахматы на деньги. Это — бизнес, его легко разрушить. Я плачу Егору за охрану.

— От кого?..

— В основном — от самого Егора.

— Ты что, ходишь у него в «шестерках»? Не можешь защитить себя сам?

— Это — часть расходов на бизнес. Трудно играть в шахматы, когда подскакивают четыре амбала и разбивают твою доску вдребезги. Если бы больше людей умели играть без доски, проблем бы не было. Я мог бы тебя научить.

— Ты хочешь, чтобы я стала твоей «шестеркой»? Нет, спасибо. Мне, наверное, надо попросить помощи у Егора.

— Я бы не советовал.

— Почему?

— Ты ему понравилась.

— Ты что, ревнуешь?

Женя мрачно смотрел на ее макушку. Ее голова приобрела слабо-синий оттенок и стала гладкой, как бильярдный шар.

— Просто не попадайся ему на глаза.

— У тебя когда-нибудь была девушка?

Ответа не последовало. Он мог быть гением, но при этом оставаться девственником. Теперь она заметила, как робко он сдувал состриженные волосы у нее с шеи.

— Итак, Егор отвечает за базар.

— Он думает, что отвечает.

— Почему ты не спросил его о ребенке?

— Чем меньше ты будешь общаться с Егором, тем лучше.

— Ты бы сам мог спросить.

Имя Егора подействовало как капля чернил в прозрачной воде. Все вокруг как-то потемнело…

— Как получилось, что мы сюда прошли? — спросила она.

— Просто знаю пароль от замка…

— Не верю, да и в шахматы за деньги никто не играет.

— Да откуда ты знаешь, чем люди в Москве занимаются?

Это замечание напомнило ей, что она деревенская. Мая умолкла, в тишине Женя добрил ей голову, аккуратно вытер полотенцем.

— Хочешь посмотреть на себя в зеркало?

— Нет. Здесь есть холодильник?

— Лоток со льдом в баре. Есть орехи, крекеры, чипсы…

— Просто найди мне стакан и салфетки и оставь меня в покое.