Дилемма - Бернадетт Энн Пэрис

Она бросила на меня взгляд, исполненный чистого, беспримесного отвращения. Так смотрела на меня Ливия, когда я в конце концов заявлялся домой, проваландавшись несколько дней с Нельсоном в Бристоле.

– Нет, ты нарочно, я видела! Подошел и сделал вот так. – Она взмахнула рукой. – Ты противный, ты мне больше не нравишься! – Она повернулась ко мне спиной и подошла к Джошу. – Не плачь, – сказала она, обхватывая его руками за пояс. – Я тебе помогу опять ее построить.

Я тоже подошел, присел рядом с ним на корточки, попросил у него прощения, предложил заново построить крепость вместе с ним. Но он даже не желал показать, что замечает мое присутствие.

– Оставь его в покое, па, уже поздно! – вскрикнула Марни.

Тут я поднял глаза и увидел, что в дверях стоит Ливия и что глаза у нее блестят от слез. Это были не слезы досады и разочарования, как на ранних этапах нашего брака, а слезы безнадежного отчаяния. Мне подумалось: интересно, долго ли она так стоит, много ли она видела?

– Так не может продолжаться, – проговорила она дрожащим голосом. – Все, хватит.

И я знал, что она права.

Я пытался наладить отношения с Джошем, но он почти не разговаривал со мной. Он сохранял между нами дистанцию, хотя теперь я уже не хотел ее сохранять. Он отказывался позволить мне помочь ему хотя бы в чем-то. Наши разговоры на протяжении всех этих лет следовали одной схеме.

– Джош, хочешь, я тебе помогу с этим твоим проектом про динозавров?

– Нет, папа, спасибо.

– Джош, помочь тебе покрасить велосипед?

– Спасибо, папа, не надо.

– Джош, сумеешь один передвинуть кровать? Вдвоем легче.

– Нет-нет, я справлюсь, спасибо.

– Джош, тебе не надо помочь с заявлениями в университеты?

– Нет, все нормально.

– Джош, когда мне лучше перевезти тебя в Бристоль?

– Не волнуйся, па, Нельсон одолжит мне свой фургон.

Ничего, кроме барьера между нами. Барьера, в котором мы так и не сумели пробить брешь. Может, сейчас удастся? Если только я найду верные слова.

Наклонившись, я ерошу шерсть Мёрфи.

– Мне ужасно жаль, что я тогда разрушил твою крепость.

– Господи, да это было сто лет назад, па.

– Ну да. Но это все равно стоит между нами.

– Потому что ты это позволяешь. Ты просто сшиб мою крепость. Ты же не побил меня, ничего такого. Тебе надо перестать об этом думать.

Я уже не в состоянии смотреть ему в глаза:

– Но ты всегда таил на меня обиду. Именно из-за этого.

– Нет. Из-за того, что ты вечно ходишь вокруг меня на цыпочках. Потому-то я тебя и дразню – пытаюсь добиться реакции. Я просто хочу, чтобы между нами все было нормально.

– Не уверен, знаю ли я, что такое нормально.

– Вот это самое, па. Когда мы пьем пиво, треплемся, честно говорим обо всяких вещах.

Неужели это может быть так просто?

– И вообще я даже рад, что ты тогда раздолбал мою крепость, – замечает он.

Я выпрямляюсь:

– Почему это?

– А иначе мы не завели бы Мёрфи. Ты же поэтому мне его купил, правда? Как бы предлагал помириться.

– Да.

– Только вот тогда ты мне этого не объяснил. Я подумал – ну, ты просто купил мне собаку. К тому же через неделю ты привез Марни Мими.

– Просто потому, что она страшно злилась – как же, тебе подарили животное, а ей нет. А что, все изменилось бы, признайся я, что Мёрфи – выкуп за то, что я разрушил твою крепость?

– Возможно. Если принимаешь такое подношение, ты вроде как соглашаешься помириться, верно? Коммуникативные действия, па. Тут все дело в коммуникации.

Некоторое время мы сидим молча, допивая свое пиво.

– Я рад, что ты согласился на эту стажировку в Нью-Йорке, – говорю я, решив по всем правилам коммуникации сообщить ему, как много это для меня значит.

– Ну да, – откликается он. – Может, еще пива?

– Хорошая мысль.

После чего я просто сижу и жду, чтобы он пошел за новыми бутылками.

– Ну так давай, – говорит он, толкая меня локтем в бок.

– Что?

– Давай принеси. Твоя очередь.

Казалось бы, такая мелочь. Но идя на кухню, я чувствую, как легко у меня на сердце.

КИРИН СВЕРНУЛА С АВТОСТРАДЫ на слишком знакомую мне улицу, и у меня тут же чаще забилось сердце.

– Как мы тут оказались? – спрашиваю я, стараясь не показывать тревоги.

– Просто заехали за Джесс! – смеется Кирин.

– Она тоже идет с нами?

– Да! Мы хотели сделать тебе сюрприз.

Мне потребовалось не меньше минуты, чтобы переварить эту новость и обуздать эмоции. Да-да, я рада, что с нами поедет Джесс, конечно, рада, она же моя самая давняя подруга. Просто сейчас все усложнилось.

– Как она, справится? – спрашиваю я у Кирин. – В смысле для нее это будет не чересчур?

Кирин понимает, что я имею в виду:

– Все будет нормально. Она просто больше не хочет садиться за руль, вот мы за ней сейчас и заедем.

Мы останавливаемся перед домом Джесс, я поднимаю с пола сумку и роюсь в ней. Мне ужасно стыдно – я не знала, что Джесс больше не хочет водить машину. Мне она ничего не говорила. Да и как она бы сказала, раз я несколько недель с ней не виделась?

– Мне надо эсэмэску отправить, – говорю я извиняющимся тоном, вынимая из сумки телефон.

Кирин отстегивается:

– Отправляй на здоровье, сейчас я за ней схожу.

Я склоняюсь над телефоном, прислушиваясь к ее шагам, – она идет по дорожке к дому. Потом звонит в дверь. На несколько мгновений у меня перехватывает дыхание. Но тут я слышу, как Джесс говорит «привет», как за ней захлопывается входная дверь. Затем они идут по дорожке к машине, оживленно болтая. И лишь когда они приближаются, я выбираюсь из машины.

– Джесс! – восклицаю я. Она идет ко мне, тяжело опираясь на трость. Я обнимаю ее – осторожно, чтобы она не потеряла равновесие.

– С днем рождения! – говорит она, обнимая меня в ответ.

– Спасибо. Так приятно тебя видеть!

– Давненько не виделись, – замечает она негромко.

– Знаю. Прости. Столько дел с этим праздником, со всем прочим. Дай-ка я тебе помогу.

– Я вполне могу сесть сзади, – протестует она.

– Не выдумывай, ты сядешь спереди. – Я беру ее под руку, помогаю забраться в машину. Я не помню ее такой хрупкой, и меня начинает грызть беспокойство.