Магистраль Вечности - Клиффорд Саймак

– И вы не пришли ни к какому заключению?

– Нет, не пришел. Все по-прежнему осталось тайной – как и в день прибытия.

– Что вам известно о местности, что лежит между этой долиной и городом? Там тоже бедленды?

– Там, где мы были, местность пересеченная и холмистая. Холмы в основном покрыты лесом. Но идти там легко. Про бедленды я не знаю. Наверное, они лежат дальше к востоку.

– Вы удовлетворены тем, что имеете? Вы не стремились обследовать окрестности?

– Ну, не сказать, чтобы вполне удовлетворены. Но что делать? Кое-кто ходил на север, к Хаосу. Вы там не были?

– Я был. Там погиб мой хороший друг.

– Северное направление закрыто для нас. Пройти через Хаос нельзя. Я не знаю, что это, но он перекрывает дорогу. На сотни миль за башней нет ничего, кроме безжизненной пустыни. На юг, сколько нам удалось разведать, тоже идти бесполезно. А вы опять идете в город. Надеетесь найти что-то, что упустили раньше?

– Нет, – ответил Лэнсинг, – я иду искать Мэри. Я должен ее найти. Мы единственные, кто уцелел из нашего отряда, остальные четверо погибли.

– А те двое, что пришли с вами?

– Они были с нами не с самого начала. Они из другой группы. Мы повстречали их в гостинице.

– Они кажутся славными людьми. Вот, кстати, и они.

Лэнсинг поднял глаза и увидел Джоргенсона и Мелиссу. Джоргенсон, подойдя, опустился на корточки перед Лэнсингом. Мелисса осталась стоять.

– Мы с Мелиссой хотим сказать вам кое-что, – сказал Джоргенсон. – Нам очень жаль, но мы не пойдем с вами. Мы решили остаться здесь.

Наверное, это и к лучшему, подумал Лэнсинг. Путешествовать в одиночку проще и быстрее. С утра он уже прошел большое расстояние – гораздо больше, он был уверен, чем если бы те двое шли с ним. К тому же он не испытывал к ним особой симпатии. Мелисса вечно жаловалась и капризничала, Джоргенсон тоже был малоприятен.

Лэнсинг жалел о расставании с Корри. Они провели вместе несколько часов, но старик ему очень понравился. Лэнсинг отдал ему больше половины оставшихся денег и с чувством пожал руку на прощание. Принимая подарок, Корри был трогательно вежлив. Он благодарил не только от своего имени, но и от имени всей колонии.

– Я распоряжусь неожиданно свалившимся сокровищем к общей пользе. Уверен, что каждый бы лично поблагодарил вас, если бы мог.

– Не придавайте деньгам такого значения. Может, мы с Мэри еще присоединимся к вам.

– Для вас всегда найдется место у огня. Но я от всей души надеюсь, что вам не придется возвращаться. Может быть, вам удастся найти выход. Должен же кто-то его найти. Я был бы рад, если бы вам повезло.

Не заговори Корри на эту тему, Лэнсинг вряд ли стал бы думать об этом. Он давно отказался от всякой надежды. Теперь он хотел одного – найти Мэри и вдвоем достойно встретить все, что бы их ни ожидало.

Лэнсинг обдумывал свое положение. Корри, он видел, более оптимистичен на словах, чем в душе, но вопрос оставался открытым: есть ли хоть какая-то надежда? Логика подсказывала, что шанс невелик, и Лэнсинг слегка презирал себя за то, что эта мысль его еще занимает. И все же глубоко в душе он обнаруживал маленький, слабый проблеск надежды.

Идти было сравнительно легко. Крутые холмы покрывал лес, но почти без подлеска. С водой никаких проблем – то и дело попадались небольшие ручьи и родники на склонах холмов.

К вечеру он добрался до бедлендов. Однако это был не тот «красочный» кошмар, что обнаружили путешественники по пути из города. Эрозия только началась, и процесс образования бедлендов остановился. Неукротимые водные потоки еще не завершили здесь свою работу – ливни прекратились и эрозия тоже. Лэнсинг обнаружил небольшие заливные луга, немногочисленные глубокие русла потоков, зародыши тех фантастических форм, что, будучи завершенными, создали бы настоящие бедленды, – казалось, скульптор отбросил резец и молот, разочаровавшись в работе или охладев к ней прежде, чем творение было завершено.

– Завтра, – вслух сказал Лэнсинг, – завтра я дойду до города.

Действительно, на следующий день, когда солнце миновало зенит, он добрался до города. Лэнсинг стоял на вершине холма и смотрел на открывшуюся панораму. Может быть, думал он, внизу его ждет Мэри. Сама мысль об этом заставила его задрожать. Лэнсинг сбежал с холма и разыскал улицу, ведущую к центру. Все вокруг выглядело так же, как и прежде: красные облупившиеся стены, разрушенные каменные блоки, загромождающие улицы, повсюду толстый слой пыли.

На площади он остановился. Слева виден полуразрушенный фасад так называемого административного здания с его единственной уцелевшей башней, а по боковой улице можно было выйти к поющим машинам.

На середине площади Лэнсинг позвал Мэри. Никакого ответа. Он крикнул еще несколько раз и умолк – эхо его голоса, вернувшееся к нему, звучало ужасно.

Он пересек площадь и поднялся по широким каменным ступеням в вестибюль административного здания – там раньше находился их лагерь. Эхо его шагов теперь оборачивалось грозным проклятием. Лэнсинг обошел зал и нашел следы пребывания их отряда: пустые банки, коробку, забытую кем-то кружку. Следовало бы спуститься в подвал и осмотреть двери, но Лэнсингу стало страшно. «Чего я боюсь? – спрашивал себя Лэнсинг. – Боюсь найти открытой одну из дверей, ту, что ведет в яблоневый мир?» Нет, твердил он себе, нет, Мэри никогда этого не сделает. По крайней мере не теперь; может быть, потом, когда у нее не останется надежды отыскать его, вообще никакой надежды, может быть, тогда, но не теперь. К тому же не исключено, вспомнил Лэнсинг, что открыть дверь нельзя, ведь генерал спрятал гаечный ключ. Никогда больше, поклялся генерал, эта дверь не откроется.

Неподвижно и безмолвно стоя в холле, он, казалось, слышал голоса своих спутников – голоса, взывающие не к нему, а друг к другу. Он зажимал уши, но голоса все звучали.

Лэнсинг хотел было разбить лагерь там же, где и раньше, но не смог. Там слишком много голосов, слишком много воспоминаний. Тогда он вышел на середину площади и стал стаскивать туда куски дерева. Весь остаток дня он напряженно работал, сооружая костер. Затем, когда стемнело, зажег его и подкидывал дрова, чтобы пламя было высоким и ярким. Если Мэри в городе или где-то в окрестностях, она увидит огонь.

На углях он сварил себе кофе и приготовил ужин. За едой Лэнсинг попытался разработать план действий, но все, что смог придумать, это обыскать город, если понадобится – улицу за улицей. Хотя, сказал он себе, это напрасная трата усилий. Будь Мэри в городе или где-то поблизости от него, она бы пошла на площадь, как и любой другой, кто бы ни появился в городе.

Взошла луна, и на холмах объявился Воющий – опять он изливал одиночество в вое. Лэнсинг сидел у костра, слушал, и его собственное одиночество рыдало в ответ.

– Спускайся, посиди со мной, – обратился Лэнсинг к зверю, – будем горевать вместе.