Европа перед катастрофой. 1890-1914 - Барбара Такман

Возмутившись отказом лордов одобрить два других закона, Асквит назвал сложившуюся ситуацию «нетерпимой» и пригрозил, что необходимо изыскать другие формы «выражения воли народа через своих избранных представителей».

Брошенный лордам вызов был предельно ясен, и им ничего не оставалось, кроме как принять его. Верхней палате, состоящей из 544 наследственных пэров, включая герцогов, епископов и лордов-судей, принадлежит высоченный зал, обшитый панелями из темного дуба, имеющий в длину девяносто футов и заполненный рядами скамеек, обитых мягкой красной кожей. В окнах из витражного стекла изображены портреты всех коронованных особ, начиная с Вильгельма Завоевателя. Стены и потолок густо усеяны готическими резными орнаментами и геральдическими эмблемами. Между окнами можно различить статуи баронов Великой хартии вольностей, нечаянных основателей парламентаризма, сурово взирающих на плоды своих начинаний. В одном конце зала под позолоченным балдахином расположен сдвоенный трон для короля и королевы, с обеих сторон которого высятся канделябры, напоминающие своей выправкой гвардейцев. Ниже трона обычно восседает на «мешке шерсти» – квадратной скамье с красной подушкой, набитой шерстью, – лорд-канцлер. Поперечные скамьи, расположенные в широком проходе между боковыми рядами сидений, предназначены для членов королевской семьи и беспартийных пэров. Настенные фрески напоминают о сюзеренах, судьях и различных сюжетах из истории Англии. В зале по обыкновению сумрачно и дремотно.

Угроза наступления расшевелила лордов. Скамьи, на которых редко можно было насчитать более тридцати-сорока пэров, начали заполняться. Ландсдаун побуждал последователей выступать с речами, отмечал усердие похвальным словом в манере великодушного повелителя, к чему он имел явное пристрастие. Лорд Керзон украшал дебаты речами, «бесконечно превосходящими выступление ординарного пэра и исключавшими любые сомнения в его ораторских дарованиях»56. Новый лорд-канцлер либералов лорд Лорберн оказывал животворное влияние на пэров и создавал обстановку бодрости, не давая никому даже вздремнуть, когда сидел на «мешке с шерстью»57. Прежде его звали сэром Робертом Ридом, «драчливым Бобом». Он был шотландцем, известным игроком в крикет, выступавшим в команде Оксфорда, его знали как радикала, осуждавшего либералов-империалистов, «пламенного оратора» в палате общин, теперь взявшегося читать оппозиции нотации тоном, «заставляющим всплакнуть даже грешника», и способного придавать «самым вздорным проектам упоительную реалистичность». С повадками гиббона и изысканной галантностью лорда Толлоллера, раскланивающегося с лордом Маунтараратом в «Иоланте» [134], лорд Керзон выражал признательность лорду Лорберну за то, что он является «образцом учтивости, олицетворением убежденности и воплощением достоинства».

На скамье для независимых депутатов в дурном настроении сидел последний премьер-министр либералов лорд Роузбери. Он отказался от лидерства и уже в роли империалиста и оппонента гомруля «твердо и со всей определенностью» заявил, когда предводителем партии стал К. – Б., что раз и навсегда решил «не служить более под этими знаменами». Отличавшийся со времен учебы в «Итоне» блистательными способностями, остроумием и обаянием, выигравший дерби и женившийся на состоянии Ротшильда, он слишком привык к успеху, чтобы превратиться в прислужника, и оставался – по выражению Морли – «темной лошадкой в деннике». Когда лорд Роузбери пребывал в мрачном состоянии духа, то смотрел на друзей «рыбьим взглядом»58 или «испепелял их язвительным сарказмом»; если же в нем вдруг просыпалось желание обольщать, то он с легкостью создавал вокруг себя атмосферу обожания. Из-за непостоянства настроения он терял доверие людей и дал повод А. Дж. Гардинеру сочинить историю о простаке, ответившем, когда его спросили «Разве Вордсворт не любит детей?»: «Может, и любит, но им он не очень нравится».

Во время кризиса по поводу гомруля Роузбери возглавлял движение за реформирование палаты лордов посредством модификации наследственного принципа и трижды выдвигал соответствующие предложения в надежде на то, что самосовершенствование прекратит нападки на систему вето. Теперь реформаторское движение возродилось при руководящей роли лорда Керзона. Даже господин Черчилль 59, стремившийся всегда и во всем участвовать, внес и свое предложение статьей в журнале «Нейшн» под заглавием «Спокойная жизнь с пэрами» (A Smooth Way With Peers). Он предлагал назначать пэров на каждую сессию парламента в соответствии с тем большинством, которое сложилось в палате общин, и численностью не более 250 человек. Эта система должна была исключить возможность выдвижения «легкомысленных, апатичных, некомпетентных и дискредитированных людей». В большинстве своем предлагавшиеся реформы подразумевали создание некой системы, в соответствии с которой пэры сами будут избирать наиболее способных и достойных. Другие же предпочитали руководствоваться более простым принципом, который лорд Мельбурн однажды выразил такими словами: ему нравится орден Подвязки тем, что «в нем нет никакого достоинства». Бальфур соглашался. Он советовал Лансдауну избегать «фатального признания того, что древнего основания наследственности недостаточно для правомочного членства в верхней палате»: «Если это – недостаточная квалификация, тогда вообще не существует достаточной квалификации… Факт рождения доказать проще, чем факт рождения плюс заслуги»60. Правительство ничего не сделало для того, чтобы поощрить реформирование палаты лордов. Оно не желало реформ, ему надо было сохранить проблему и предлог для ограничения вето.

Открывались заманчивые перспективы, и Ллойда Джорджа раздражала упорная одержимость его электората идеей уэльского национализма. Он довольно бестактно заявил: «Я скажу своим соотечественникам. Когда они видят, что правительство выдвигает свою артиллерию на позиции для нападения на лордов, то уэльсцев, заставляющих правительство обратить внимание на что-нибудь другое, пока не падет цитадель, надо отправить на гауптвахту». Военная фразеология забавна, и речь вызвала такие недоброжелательные отклики, что неосмотрительный автор поспешил в Уэльс, чтобы заверить соотечественников, держа руку на сердце: «Разве я могу предать землю, которую люблю? Только Бог знает, как дорог мне Уэльс!»

В июне 1907 года Кэмпбелл-Баннерман сообщил в палате общин: пришло время снять маски с пэров, притворяющихся, что только по сигналу их рожка, как говорил господин Бальфур, «опускаются крепостные ворота палаты лордов». Метафора, которую использовал Ллойд Джордж, была не менее выразительная. Палата лордов, сказал он, не сторожевая собака конституции, а «пудель господина Бальфура»61. К. – Б. предложил резолюцию: «для более действенного исполнения воли народа право одной палаты изменять или отклонять билли, принятые другой палатой, должно быть ограничено законом», так чтобы в период заседаний парламента одного созыва превалировало окончательное решение палаты общин. Лейбористская партия сразу же внесла поправку, предусматривавшую полное аннулирование палаты лордов. Внося резолюцию, а не законопроект, правительство преследовало чисто пропагандистские цели, а не практическое действие, и после того как резолюция была принята – без поправки лейбористов – продолжения не последовало.