Шанхай. Книга 2. Пробуждение дракона - Дэвид Ротенберг

Он выяснил, что женщины из села испытывают по отношению к городским жителям еще большую неприязнь, чем деревенские мужчины, и поэтому поручил именно им заняться распределением жилой площади, указав, что бывших владельцев зданий следует селить в самых тесных, сырых и непригодных для жизни подвалах. Торговцев надлежало вышвырнуть на улицу, а уличных бродяг — поселить в их жилищах.

По улицам расхаживали патрули из крестьян. У каждого прохожего они требовали предъявить документы, хотя лишь единицы из них могли читать. Все главные перекрестки были превращены в контрольно-пропускные пункты, и прохожего могли трижды остановить на протяжении одного квартала пронзительным криком «Документы!».

Смотрители рассказывали о происходящем легиону уличных писцов, расплодившихся по приказу Конфуцианца, те отчитывались перед сорока его апостолами, а последние, в свою очередь, докладывали лично ему. Докладывали безотлагательно. Даже для Шанхая, привыкшего к бесчисленным шпионам и шпикам, всеохватная сеть уличных осведомителей, созданная Конфуцианцем, была в новинку.

И каждому шпиону было приказано искать человека с татуировкой кобры на спине.

Конфуцианец понимал, что остальные члены Договора Бивня очень быстро узнают о его двойной игре и предпримут против него какие-нибудь действия. Он не собирался предоставить им такой возможности. Теперь, оказавшись в двух шагах от заветной цели, он не позволит, чтобы ему помешали. Ему было известно: одно дело — получить власть, и совсем другое — удержать ее.

Первым делом, освоившись в новом кабинете, Конфуцианец решил заняться Резчиком. Он приказал конфисковать «в пользу государства» всю его коллекцию резных изделий из нефрита и кости. Затем у Резчика отобрали мастерскую. Наконец его, закованного в кандалы, притащили на крыльцо здания, в котором когда-то располагалось сердце империи Врассунов.

Конфуцианец заставил Резчика ждать под проливным дождем битых три часа, прежде чем приказал солдатам ввести его внутрь.

Облаченный в традиционные синие одежды, сцепив руки за спиной, Конфуцианец стоял у высокого окна и любовался роскошным видом на набережную Бунд и все еще не укрощенный Пудун, лежавший по другую сторону Хуанпу. Отпустив солдат, он долго стоял неподвижно и только потом повернулся к Резчику.

Тот был спокоен и держался с обычным для него аристократичным достоинством. Это разозлило Конфуцианца, полагавшего, что, войдя в его кабинет, жертва будет уже частично сломлена. Он сердито подошел к письменному столу, сел и открыл папку.

Резчик не шевелился, хотя его глаза зорко следили за каждым движением Конфуцианца.

— Ты хоть сам понимаешь, что творишь? — наконец спросил он.

— Целиком и полностью, — ответил Конфуцианец, подняв взгляд на пленника. Однако в собственном голосе он услышал дрожь неуверенности и от этого разозлился еще больше.

— Сам того не понимая, ты по-прежнему находишься на службе у Договора, — заявил Резчик.

— Как это? — удивился Конфуцианец.

— Красная армия не любит фань куэй. Возможно, она избавит город от европейцев и вернет его черноволосым.

— Может быть.

— Но ведь твоя истинная цель заключается в другом, верно? Ты стремишься возродить власть конфуцианцев. Глупое желание. История, может, и развивается по спирали, но она никогда не возвращается к битой карте. История опробует различные решения и без сожаления выбрасывает те, которые не оправдали себя. Твоя мечта — это мечта глупца.

— Где Убийца?

— Ты прав, что беспокоишься относительно того, где может находиться Убийца. — На губах Резчика появилась едва заметная улыбка. — Не сомневаюсь, что он собирается уничтожить тебя.

— Так где же он?

— Он достаточно умен, чтобы не сообщать о своем местонахождении ни мне, ни кому другому.

Испепеляющий взгляд Конфуцианца заставил его замолчать.

— Ты хочешь получить обратно свои статуэтки и мастерскую?

— Хотелось бы.

— Тогда расскажи мне, где спрятан Бивень.

— В Багдаде.

— Где именно в Багдаде?

— Понятия не имею, — пожал плечами Резчик. — И ты знал об этом еще до того, как задал вопрос.

Конфуцианец долго смотрел на Резчика, а потом спросил:

— Тебе известно, что такое Тиланьсяо?

Резчик кивнул, и самообладание, похоже, впервые покинуло его.

— Новая тюрьма.

— Да, новая тюрьма. Если я запихну тебя туда, ты больше никогда не увидишь дневного света. Так что подумай как следует о том, где может находиться Убийца и где в Багдаде я смогу отыскать Бивень.

Резчик посмотрел на свои руки, огрубевшие, покрытые шрамами руки человека, привыкшего трудиться. Точно такие же руки были у его отца, у отца его отца и у всех Резчиков до него. Затем он перевел взгляд на изнеженные и пухлые пальцы Конфуцианца. Эти руки никогда не знали мозолей, не резали камень, не говоря уж о кости.

— Я уже сказал тебе, что не знаю ни того ни другого. — Резчик поднял голову. — И никакие угрозы, взятки или пытки не смогут заставить меня…

Резчик услышал звук лопнувшей кожи еще до того, как ощутил боль в щеке, кровь, текущую по лицу, и маленький нож в руке Конфуцианца.

— Ты не можешь заставить меня вспомнить то, чего я не знаю. — Его улыбка стала еще шире.

— Прекрати улыбаться! — закричал Конфуцианец, сам понимая, что это звучит глупо, как вопль обиженного ребенка. — Конвой! — крикнул он. — Уберите его с глаз моих!

* * *

Фон ни на минуту не переставал искать отца, но город был полон солдат. Одни из них выполняли те или иные приказы командиров, другие сидели в казармах без дела, но все без исключения получили указание не вступать в разговоры с местными жителями. Передвигаться по городу становилось все труднее. Мальчик с удивлением обнаружил, что вновь назначенные смотрители и коменданты зданий либо говорят на ужасающем шанхайском диалекте, либо не говорят вовсе и не скрывают презрительного отношения к жителям Города-у-Излучины-Реки.

Фон старался как можно скорее покончить с отведенными ему ночными горшками, чтобы осталось побольше времени на поиски отца, однако вскоре бабка поняла, чем он занят, и добавила к его обычному маршруту несколько новых улиц.

— Почему, бабушка? — чуть не плача, спросил он.

— Потому что работа должна быть сделана, а кто еще будет ее выполнять теперь, когда твой отец ушел? Отцы твоих двоюродных братьев делают свою работу, и только твой глупый папаша предпочел бросить семью и пренебречь обязанностями ради кого-то другого. Так что теперь его работа легла на твои плечи, и это — навсегда.

— Почему навсегда?

— Потому что он не вернется. Повзрослей наконец. Твой глупый отец мертв.

Теперь маршрут Фона проходил по нескольким кварталам Старого города, где он никогда не бывал раньше. И в первый же день работы в древнем городе он наткнулся на весьма необычный ночной горшок одного из новых клиентов. Он пах не так, как другие, и мальчик узнал этот запах. Год назад в наказание за какой-то проступок бабушка заставила его работать в еврейском гетто, расположенном в Ханкоу. И скоро Фон узнал, что горшки фань куэй, как и их кожа, пахнут иначе, чем китайские. Возможно, это было как-то связано с необычным пристрастием фань куэй к сыру и коровьему молоку.