Новый век начался с понедельника - Александр Омельянюк
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– «Да мне надоело твоё ЧМОканье слушать!».
Тут их диалог перебила, пришедшая из основного здания института знакомая им сотрудница, пожаловавшись врачу Гудину на плохое самочувствие.
Польщённый вниманием и доверием, Иван Гаврилович дал свой совет, безапелляционно завершив его:
– «Тебе и две таблетки хватит!».
– «Ты и так хороша!» – подхватил Платон, напрашиваясь, и тут же услышав благодарность за комплимент.
– «Как хорошо у Вас стало без Инны Иосифовны!?» – начала неожиданный зондаж гостья.
– «А Надя с Лёшей где? Я хотела у них проконсультироваться!» – продолжила допытываться та, невольно проявив недоверие к Гудину.
– «Да они пошли обедать» – как то грустно заметил тот.
Тогда Платон, показывая на дверь офиса, потрафил обиженному Гудину:
– «Иных уж нет (Инки)! А тех (Алексея и Надежу) – долечат!».
Тогда гостья вскоре была вынуждена удалиться.
А Платон ушёл к себе, оставив Гудина одного «на телефоне».
Через час, входя в кабинет, Платон услышал обрывок разговора Надежды, Гудина и Алексея:
– «Я же богатый!» – гордо возмущался Иван Гаврилович.
– «А я вот, бедный!» – уныло возражал ему Алексей.
– «Платон! Скажи! А ты богатый человек, или бедный?!» – повторила Надежда вопрос для опоздавшего.
– «Да!» – неожиданно ответил тот непонятно на что.
И услышав начинающийся смешок, тут же заглушил его:
– «Я – Человек! И ничто человеческое мне не чуждо!».
– «Так и я человек!» – начал было свою песню о главном Гудин.
– «В отличие от тебя, я человек скромный, не алчущий!» – возразил тому Платон.
– «Мы тоже не идиоты!» – растерянно тогда вскричал Гаврилыч.
– «Да это же разные понятийные категории?!» – удивился Платон ответу своего заезженного оппонента.
– «Это нельзя сравнивать! Если ты, как говоришь, не идиот, значит умный и знающий! Так?» – начал Платон, не слушая ответа Гудина.
– «Тогда ты должен знать, что понятия скромность и идиотизм – разные смысловые категории! А раз ты уже сейчас так неудачно озвучил свою мысль, значит наоборот: ты человек не знающий. Считай по Гудину – не скромный!».
На следующий день Платон, войдя в кабинет, застал забавную картину. Надежда взахлёб что-то рассказывает Ивану Гавриловичу. Тот её не слушает, думая о своём, помахивая в знак согласия ладонью, повторяя:
– «Нормально, нормально!».
– «Что нормально?! Я Вам анекдот рассказываю!».
– «Надюнь! Но ведь у меня же аналитический склад ума! Что ты хочешь?!» – канючил, оправдываясь тот.
Надежда с укоризной посмотрела на Гудина и медленно заключила:
– «Иван Гаврилович, к сожалению, ваш склад аналитического ума…»
– «… оказался пуст!» – опережая, молниеносно завершил её мысль, оказавшийся кстати рядом, Платон.
Раздавшийся телефонный звонок прервал их аналитическую беседу. После него Надежда радостно всем объявила:
– «Ну, вот! Ещё одни нам долг отдали!».
– «Фифти-фифти!» – ни к селу, ни к городу прокомментировал ещё не отошедший от какого-то внутреннего самоанализа аналитик-самоучка Гудин.
– «О чём это Вы?» – недоумённо спросила Надежда.
– «Да о долгах, конечно! Их же было немеренно!».
Как всегда быстро и незаметно пролетело лето.
День рождения Гудина отмечали из-за отпусков с опозданием, в начале сентября.
Виновник торжества несколько поскупился на разнообразие угощения, пойдя на поводу у Надежды, выставив на стол в основном колбасу.
– «Что за плебейские замашки, колбасу жрать?!» – критиковал его с глазу на глаз Платон.
– «Да Надька любит! Чёрт с ней! Пусть жрёт!» – пространно рассуждая, оправдывался тот, прикрывая тем свою жадность.
– «А мы, что? Не люди, что ли?!» – защищал желудки коллег Платон.
– «Да ладно тебе, и мы сожрём!» – стоял на своём Иван Гаврилович.
– «Давай-ка только без плебисцита!» – не давал ему дистанцироваться от Надежды, а себя свалить в общую кучу, Платон.
– «Послушай лучше, что мне в голову взбрело!» – наседал он на Гудина.
– «Ну, ты, как всегда, на коне!» – начал было петь дифирамбы поэту Гудин.
– «На Пегасе и с лирой в руке!» – уточнил автор.
После окончания мини пиршества он несколько смягчился к товарищу:
– «Ванёк! Возьми яблочко на дорожку!».
– «Не-ет!».
– «Боишься описаться?».
– «Да, нет!».
– А-а! Тебе нужен нож!».
Следующий раз Гудин решил взять реванш у Платона, заявив ему тоже самое по-поводу плебисцита, с трудом выговорив это слово, на что сразу последовал незамедлительный и обезоруживающий ответ:
– «Хорошо! Согласен! Раз ты просишь, то мы тебя слушать не будем!».
Через несколько дней из отпуска, по проторенной женой и сыном в Египте дорожке, вернулся муж Надежды Андрей. Он привёз ей в подарок очень красивое и изящное дорогое кольцо, коим она не преминула похвастаться.
Любитель поковыряться в чужих вещах, завистник Гудин, тут же прореагировал, сообщая об этом Платону, пытаясь найти у него отклик на свои злорадные старческие переживания:
– «Он купил Надежде колечко явно подобранное женщиной!».
– «А может его подбирала продавщица!» – разумно и с пониманием заметила стоявшая рядом Нона.
– «Но так приятней думать!» – завершил Платон издёвку над Гудиным, который почему-то принял эти слова за издёвку над Надеждой, и вмиг развеселился удачной шутке товарища.
Надежде часто приходилось обсуждать что-нибудь с Алексеем и Иваном Гавриловичем, невольно находящимися с нею вместе в одном кабинете.
И она, впрочем, как и Алексей, и Иван Гаврилович, были начётчиками, а большей частью малокультурными квази интеллигентами.
И Платон в этом не раз убеждался.
Коллеги Платона, как подопытные кролики, ежедневно выдавали ему – главному духовному лаборанту – порочащую и позорящую их информацию, совершенно не заботясь о последствиях этого. Как безмозглые твари они периодически шипели на него и друг на друга, извергая из себя негатив.