Новый век начался с понедельника - Александр Омельянюк

Платон, сразу ничего не поняв, пытался открыть дверцу, но тщетно. Не за что было даже взяться.

Тут же, стоя в дверном проёме открытой двери офиса, он вполне дружелюбно и корректно обратился к Алексею:

– «Лёш! Ты так сильно закрыл дверцу шкафа, что даже я её не могу теперь открыть! Поди, открой!».

Уже уходя к себе, Платон, не веря своим ушам, впервые в жизни услышал официальный мат в исполнении Алексея, да ещё в присутствии посторонних, грубо брошенный, очевидно, в адрес туляка, но косвенно и в его адрес:

– «…затрахали меня Ваши пакеты и шкафы! Я к десяти должен быть в другой фирме!».

Не ожидая такой злости и хамства от молодого, зрелые клиент и Платон изумлённо переглянулись.

Платону тут же пришлось что-то пролепетать шутливое и невнятное, пытаясь как-то сохранить лицо и имидж своей фирмы.

Что-то вроде того, что парню сегодня, наверно, не дали, а деньги, наоборот, взяли. Не выспался мол, и прочее.

Алексей уехал. Уехал и сконфуженный, словно оплёванный, Хайдар Михайлович.

Вскоре пришёл Гудин, с которым Платон поделился увиденным и услышанным.

И всё было бы ничего, но вскоре по мобильнику позвонила Надежда, поинтересовавшись, всё ли в порядке, еле шевелившая губами, и бормоча что-то невнятное выходящим из заморозки языком.

Через час она явилась лично, и с порога при Ноне и Иване Гавриловиче объявила, что будет «ругаться на Платона» за то, что тот поздно пришёл на работу и сорвал поездку Алексею, а её замучили звонки на мобильник, на которые она при всём желании не могла ответить.

И хотя Надежда это сказала без зла и раздражения, у всех присутствовавших, уже давно привыкших к её ограниченности узким кругом лишь своих профессиональных знаний, это вызвало немалое удивление.

Платон тут же объяснил начальнице своё опоздание, якобы, сдачей анализов в поликлинике, и выразил удивление по поводу претензии к нему с её стороны, ибо его работа никак не была связана с работой Алексея.

Тут же Надежда, уже смягчившись, просторечно объявила:

– «Я хоть и ругаюсь на Вас, но вот тортик принесла!».

– «Хамство тортом не замажешь!» – почти на ухо Гудину прошептал Платон, вызывая у того кривую усмешку.

Чуть позже Платон с Гудиным уединились и разобрали ситуацию «по косточкам». В результате этого они пришли к единодушному выводу, что:

Во-первых, Алексей сам опоздал на работу.

Во-вторых, сразу сел за Интернет, сорвав телефонную связь клиентам с их ООО.

В-третьих, на его беду приехал клиент туляк, которого он вынужден был теперь обслужить.

Хотя Алексей вполне мог предложить Хайдару Михайловичу, как приехавшему без предварительной договорённости, подождать прихода Платона.

В-четвёртых, чтобы оправдать свои два срыва, Алексей свалил всё на Платона, заложив и подставив его, как опоздавшего, свалив на него всю вину, сообщив об этом несколько позже Надежде по мобильнику. А это уже явно пахло подлостью и жидовщиной.

Как привыкшая всегда потакать главному работнику и избаловавшая его, не имея способностей к аналитическому мышлению, та сразу ударилась в эмоции в неправильном направлении.

Этим она в этот раз весьма удивила не только Платона, но и всех свидетелей, очередной раз, подтвердив их предположение об отсутствии у неё всякого присутствия.

– «Во, гадёныш!» – возмущался Иван Гаврилович на Алексея.

– «Во, подлец!» – поддакивал ему Платон.

– «Будем делать выводы!» – уже вместе решили они.

– «Советские люди так не поступают!» – саркастически добавил Платон понимающему Гудину, вспомнив недавнее гордое заявление Алексея, что, мол, советские времена кончились!

И тут-то до Платона наконец-то дошло, что Алексей просто дурачок!

И он показал Гудину набросок стихотворения об Алексее:

Иногда Алексей, возможно и от бессилия, пытался подтрунивать над Платоном.

Как-то раз, объявив, что теперь он идёт в магазин, Алексей предложил что-нибудь купить и для Платона. От неожиданности и от неготовности тот замялся. Тогда Алексей пошёл в атаку:

– «Хочешь, красной икры куплю?» – неожиданно проговорился он от всё ещё неостывшей досады за неприятие прошлого предложения Платона купить под Новый год для всех сотрудников, через его сына Даниила, красной икры по приемлемым ценам.

Тогда Алексей с апломбом заявил, что знает, где она дешевле, и единственный отказался, оставшись без традиционного, относительно недорогого праздничного лакомства на своём столе.

Поняв, что сейчас выдал себя, он тут же скорректировал своё по-детски глупое предложение:

– «Или, может, чёрной?».

– «А ты пойдёшь покупать для себя и Надежды?» – спокойно сбросил того со своего конька Платон.

– «Да!».

– «А я, пожалуй, сам схожу. Ещё не знаю, что хочу!».

Вскоре Платон привычно направился по ближайшим магазинам, а когда вернулся, Алексей был уже на месте.

Тут же, неожиданно для Платона, Надежда пригласила всех за общий стол.

Какой же Алексей все же придурок! Выходит, что я вообще зря ходил и тратился! Нарочно, что ли он это сделал? Ну, и дурак же! – возмущался про себя Платон, которому теперь невольно пришлось есть в основном своё.

А на вопрос Надежды, почему он не ест общественную колбасу, Платон ответил, что лучше съест свою рыбу.

Пытаясь как-то исправить результат этой мелкой пакости, оставившей Платона без его доли общественного достояния, Алексей, чуть ли не выдавив из себя крокодилову слезу, стал предлагать Платону колбасу, лицемерно советуя тому хотя бы взять её с собой домой, или убрать в холодильник на следующий день.

Вскоре Алексей ушёл в отпуск, за ним и Иван Гаврилович. Платон остался наедине с Надеждой, но в разных помещениях.

Не имея аудитории для хвастовства, Надежда стала донимать Платона, периодически заходя к нему и как всегда взахлёб рассказывая об успехах своей семьи. А Платон, как человек воспитанный, был вынужден всё это слушать.