Когда пируют львы. И грянул гром - Уилбур Смит

– Хорошее, – похвалил он.

– Кароше, – хором отозвались жители.

– Ваше здоровье, – сказал Шон.

– …Дарове, – как один человек, повторили жители, и Шон выпил до дна.

Другая девушка принесла чашку с пивом и для Хлуби. Она опустилась перед ним на колени и робко протянула ему напиток. Талию ее охватывал пояс из плетеной травы, на котором висела коротенькая юбочка, прикрывающая ее только спереди, но вот попка ее была совсем голенькая, а также груди, размером и формой напоминающие небольшие дыньки. Пока девушка не опустила голову, Хлуби с интересом рассматривал их, а потом милостиво принял чашку с пивом.

Чтобы добраться до ближайшего поселения португальцев, Шону нужен был проводник.

– Город? Португал? – спросил он, глядя на Одноглазого.

Одноглазый был окончательно сражен вниманием Шона к своей персоне. Шон не успел отдернуть руку, как он снова схватил ее и энергично потряс.

– Да хватит тебе, старый дурак! – раздраженно сказал Шон.

Одноглазый оскалился и кивнул, однако руки Шона не отпустил, зато обратился со страстной речью к остальным жителям деревни. Тем временем Шон рылся в памяти, пытаясь припомнить название хоть одного из португальских портов на побережье.

– Нова-Софала! – крикнул он.

Одноглазый сразу прервал свою речь и уставился на Шона.

– Нова-Софала, – повторил Шон.

Он неопределенно махнул рукой куда-то на восток, и Одноглазый в широчайшей улыбке обнажил свои десны.

– Нова-Софала, – согласился он, авторитетно указывая рукой туда же.

Понадобилось всего несколько минут для того, чтобы понять: роль проводника он берет на себя.

Хлуби оседлал лошадей, Одноглазый прихватил с собой циновку из плетеной травы, чтобы спать на земле, и еще боевой топорик. Шон вскочил в седло и посмотрел на Хлуби, ожидая, что зулус сделает что-то аналогичное, но тот повел себя очень странно.

– Ну? – сказал Шон, стараясь сохранять терпение. – В чем дело?

– Нкози, – сказал Хлуби, разглядывая ветки дерева над головой, – этот старикашка вполне мог бы сам вести вьючную лошадь.

– Можно делать это по очереди, – сказал Шон.

Хлуби кашлянул и перевел глаза на ногти своей левой руки:

– Нкози, вы вернетесь в эту деревню на обратном пути? Это возможно?

– Да, конечно, – ответил Шон. – Старика надо будет доставить сюда. Почему ты спрашиваешь?

– Я наступил на колючку, нкози, и мне очень больно ходить. Если я тебе не очень нужен, я подожду вас здесь. Может быть, к тому времени заживет.

Хлуби снова поднял глаза на крону дерева и смущенно шаркнул ногой. Шон не замечал, чтобы он хромал при ходьбе, и был озадачен, с чего это вдруг Хлуби стал симулировать. И тут Хлуби не удержался и бросил быстрый взгляд на толпу местных жителей, среди которых стояла и та самая девица. Передничек на ней был настолько мал, что не прикрывал ее даже с боков. До Шона наконец дошло, и он усмехнулся.

– Понимаю, колючка острая, и рана болит, но она у тебя не в ноге.

Хлуби снова пошаркал подошвой.

– Помнится, ты называл их обезьянами… что, поменял мнение? – спросил Шон.

– Нкози, они и вправду настоящие обезьяны, – вздохнул Хлуби, – но они очень симпатичные обезьяны.

– Ладно уж, оставайся… только смотри не переусердствуй. Твои силы нам еще понадобятся. Обратно идти опять через горы.

Одноглазый вел вьючную лошадь и очень этим гордился. Они двигались через местность, заросшую высокой травой, через болота с манговыми деревьями, через густые жаркие джунгли, потом по белому коралловому песку и по земле, где росли пальмы с кривыми стволами. И вот наконец добрались до самого моря.

Нова-Софала представляла собой крепость с толстыми стенами и медной пушкой. Море под нею имело грязно-коричневый цвет – здесь в него несколькими рукавами впадала река.

– Madre de Dio[45], – увидев Шона, сказал часовой и немедленно доставил его к коменданту.

Комендантом оказался маленький человек с желтым от лихорадки лицом и в потемневшем от пота, помятом мундире.

– Madre de Dio, – сказал комендант, отодвинул стул, на котором сидел, и выскочил из-за стола.

Он не сразу понял, что, несмотря на внешний вид, этот грязный бородатый гигант не опасен. Комендант говорил по-английски, и Шон изложил ему свою проблему.

О чем разговор, конечно, он ему поможет. В крепости трое иезуитских миссионеров, они только что прибыли из Португалии, и у них просто руки чешутся, чтобы поскорее приступить к делу. Шон может выбирать любого, но для начала он непременно должен принять ванну, пообедать с комендантом и помочь ему продегустировать вина, которые прибыли на корабле вместе с миссионерами. Шону эта идея очень понравилась.

С миссионерами он познакомился за обедом. Все трое – молодые люди, все еще розовощекие; Африка не успела наложить свою печать на эти лица. Все трое выразили горячее желание немедленно отправиться вместе с ним, и Шон выбрал самого юного, но не за внешность, а скорее за имя. «Отец Альфонсо» – в этом имени звучало нечто героическое. Иезуиты отправились спать рано и оставили коменданта, четырех младших офицеров и Шона наедине с портвейном. Они провозгласили тост за королеву Викторию и ее семейство, потом за короля Португалии и его семейство. После этого они почувствовали такую жажду, что стали пить за отсутствующих друзей, потом друг за друга. Комендант с Шоном дали взаимную клятву в вечной дружбе и верности, и это почему-то вдруг опечалило старого вояку. Он заплакал, а Шон хлопал его по плечу и предлагал сплясать для него «Лихого белого сержанта». Комендант ответил, что посчитает это для себя великой честью, более того, он с великим удовольствием на это посмотрит. Сам он этого танца не знает, но, может быть, Шон покажет ему, как это делается.

Танцевали они на столе. У коменданта получалось просто превосходно, пока он не вошел в раж, не рассчитав размеров стола. Шон помог младшим офицерам уложить беднягу в постель.

Наутро он, отец Альфонсо и Одноглазый двинулись в обратный путь по направлению к горному хребту.

Любая задержка теперь сильно раздражала Шона, ему не терпелось поскорей вернуться к Катрине. Английский отца Альфонсо был примерно такого же уровня, как и португальский Шона. Поэтому разговаривать было непросто, но Альфонсо решил эту проблему тем, что без передышки говорил один. Сначала Шон старался слушать, но потом решил, что этот добрый пастырь просто пытается обратить его в свою веру, и слушать бросил. Альфонсо, похоже, нисколько не обиделся и продолжал говорить, держась за лошадь обеими руками; ряса его колыхалась, по щекам в тени широкополой шляпы ручьями стекал пот. Переставляя ноги, как старый аист, за ними следовал Одноглазый.