Франклин Рузвельт - Георгий Чернявский

* * *

По инициативе Рузвельта в том же январе был образован Совет военного производства, являвшийся, по существу дела, центральным государственным хозяйственным органом, обладавшим правами принимать решения, обязательные для исполнения не только всеми государственными, но и частными организациями. В него наряду с уполномоченными администрации вошли представители крупнейших корпораций Форда, Моргана, Рокфеллеров. Частное промышленное производство, включая деятельность крупнейших корпораций, частный капитал, вся предпринимательская активность страны оказались под строжайшим государственным контролем.

Американцы мирились с таким положением, сознавая, что трудятся на войну, во имя выживания нации и в то же время во имя усиления позиций своей страны в мире. Немалую роль в воспитании такого сознания играл авторитет президента Рузвельта.

Хотя «программа победы» была выполнена далеко не полностью, перевод экономики США на военные рельсы завершился к концу 1942 года. Уровень производства по сравнению с аналогичным средним показателем за 1935—1939 годы составил в мае 1942-го 191 процент, а в четвертом квартале — 219. Основные расходы взяло на себя государство, покрывая их за счет увеличения налогов, выпуска государственных займов, сокращения госаппарата, экономии на зарплате. В то же время нельзя не отметить, что высокая доходность военного производства обеспечила добровольный перевод предприятий на выпуск вооружения и боевой техники. Число рабочих увеличилось за счет безработных, женщин и подростков. Весной 1942 года в военной промышленности было занято 7—9 миллионов человек, летом — более 12, а осенью — 15 миллионов.

При всем своеобразии положения Соединенных Штатов, находившихся вдалеке от театров военных действий, они участвовали в войне, и с этим приходилось считаться всем гражданам страны. В военное производство вкладывались не только средства частных фирм, но и государственные ресурсы. В 1941—1942 годах было построено около 1600 новых военных заводов. Естественно, это требовало больших расходов, которые оказывали немалое воздействие на уровень жизни населения. Разумеется, американцам не приходилось голодать, работающие получали более или менее адекватную компенсацию за свой труд. Однако приходилось и более напряженно трудиться, и потуже затягивать пояса.

Последнее было, впрочем, весьма относительным. В апреле 1942 года президент подписал исполнительное постановление о введении нормированного распределения основных продуктов потребления и контроле над ценами. Не привыкшие к ограничениям американцы несколько нервозно восприняли эту новацию, хотя серьезно ей не сопротивлялись. Столь же не знакомая с нормированием потребления бюрократия вносила немалую путаницу, пока всё постепенно не наладилось.

В результате со второй половины 1942 года американцы получали товарные книжки с отрывными талонами, на которые в любой комбинации можно было купить основные продукты питания, а также некоторые виды одежды и обуви по установленным ценам. Нормы были вполне достаточными для удовлетворения первоочередного спроса, а роскошествовать простым людям не удавалось и ранее. Лишь на некоторые продовольственные и промышленные товары были установлены более жесткие ограничения, например на сахар, поставки которого из Латинской Америки резко сократились. В 1942 году в среднем на одного американца (нормы были различными для разных категорий граждан) приходилось полфунта сахара в неделю, то есть около килограмма в месяц, что не так уж и мало.

Богачи же от этих ограничений не очень страдали, поскольку продолжали функционировать магазины и рестораны, в которых осуществлялись свободная продажа и обслуживание по ценам в три-четыре раза выше нормированных. О том, насколько условными были ограничения, введенные по распоряжению Рузвельта, свидетельствует взрыв негодования, вызванный его дополнительным указанием об ограничении потребления кофе.

Большинство населения мирилось с этими сравнительно небольшими ограничениями, связанными с трудностями военного времени. Находились, однако, и демагоги, которые призывали воспользоваться экономическим бумом для того, чтобы путем забастовок и других недопустимых во время войны акций выторговать сохранение или даже повышение жизненного уровня.

Обращаясь к американцам 28 апреля 1942 года, Рузвельт познакомил слушателей с представленной им накануне конгрессу программой «семи пунктов», ставившей целью недопущение роста стоимости жизни: удержание прибыли на «разумно низком уровне», установление потолка цен, стабилизация заработной платы и цен на сельхозпродукты, выпуск новых облигаций военного займа, нормирование потребления дефицитных товаров, сокращение торговли в рассрочку и стимулирование погашения долгов и закладных. Президент был тверд:

«Мы не допустим, чтобы нам помешали те, кто ставит свои интересы выше интересов нации.

Мы недопустим, чтобы нам помешали те, кто честную критику подменяет фальсификацией фактов…

Но прежде всего мы не допустим, чтобы нашему делу угрожала горстка крикливых изменников — предателей Америки и самого христианства, которые, мня себя будущими диктаторами, в душе уже капитулировали перед гитлеризмом и хотели бы, чтобы вся наша республика последовала их примеру».

* * *

В центре внимания Рузвельта по-прежнему находились вопросы коалиционной стратегии. Особо важными в этом смысле были взаимоотношения с СССР, продолжавшим тяжелейшую борьбу с врагом. 1942 год оказался для Советского Союза особенно тяжелым. После разгрома немцев под Москвой и краткосрочного зимнего наступления Красной армии противник вновь овладел стратегической инициативой. Советские войска в Крыму и под Харьковом потерпели тяжелые поражения, началось немецкое летнее наступление на Сталинград и Северный Кавказ.

В преддверии этих событий нарком иностранных дел В. М. Молотов, с началом войны уступивший пост председателя правительства Сталину и считавшийся на Западе вторым после него человеком в советском руководстве, в мае—июне побывал в Лондоне и Вашингтоне. Ему были поставлены главные задачи: добиться открытия второго фронта в Западной Европе в 1942 году, а также подписать с Великобританией и США договоры, в частности, признававшие границы СССР 1940 года, включавшие Литву, Латвию, Эстонию, Бессарабию и Северную Буковину.

В Вашингтон нарком прибыл 29 мая. Ему была оказана большая честь — он был поселен в Белом доме, в том самом помещении, где останавливался Черчилль. Начало переговоров, однако, не сулило успеха. Рузвельт поставил вопрос о поиске посредников для достижения советско-германской договоренности о гуманном обращении с военнопленными. Молотов по понятным причинам сухо отвел эту тему: советских военнопленных Сталин и его приближенные считали предателями, отказывались от всех посреднических предложений Международного Красного Креста, в то время как в лагерях гибли миллионы граждан СССР

Американский президент не мог не знать обо всём этом. Создается впечатление, что сама постановка вопроса о военнопленных была проверкой Молотова. Советский нарком проявил к судьбе своих пленных соотечественников такое же равнодушие, как и его хозяин. Рузвельт, чтобы уязвить собеседника, но, разумеется, в рамках дипломатического этикета, посетовал на проблемы с американскими военнопленными в Японии: их кормят по нормам питания японских солдат, а это «форменный голод для любого белого человека». И на это замечание Молотов не прореагировал. Рузвельт был вынужден перевести переговоры в иную плоскость, а вслед за этим беседа вообще была прервана.